Моя профессия заполняла всю пустоту, я любила то, что я делаю. Я проживала чужие жизни на экране и имела то, чего никогда не получу в своей, реальной.
Сейчас у меня не осталось даже этого. Армана я любила. Нет, не так как женщина любит мужчину, я любила его как брата и друга. Я привыкла, что он всегда рядом. Привыкла к его отношению ко мне. Даже когда ушла от него два года назад, он все еще делал попытки что — то исправить и вернуть. Но как вернуть то, чего никогда не было. Он страдал. Я знала об этом, но могла ему помочь, лишь дав свободу. Он отказался от нее. Мотивируя тем, что это навредит его карьере. Но мы оба знали, что Арман просто не в силах подписать бумаги о разводе и отпустить меня навсегда. Я помню, что он кричал тогда, два года назад, когда нашел меня в своем кабинете в разорванной одежде, рыдающую на полу, воющую, как дикое животное, которое захлебнулось тоской и презрением к себе. Спустя годы он забыл, что внутри меня живет это безумие, разрушение и опустошение. Он считал, что я забыла…я тоже так считала. У каждого есть свои мертвецы в прошлом. Это мертвые чувства, мертвые надежды и мечты. В ту ночь мои мертвецы ожили и были безжалостно разодраны снова. В клочья. В ошметки. Умирать второй раз так же больно, как и в первый. Даже если ты ожил всего на жалкие минуты…Я в который раз убедилась, что время не лечит. Оно безжалостно, как и мой убийца, который хладнокровно уничтожил меня снова. Уже спустя годы. Тогда я даже не подозревала, что это было только начало.
Я узнала его сразу. Еще до того, как он произнес хотя бы слово. По запаху, по тому, как зашлось в агонии дикой радости мое сердце, как только посмотрела на высокого мужчину в маске, который потягивал виски из бокала и следил за мной взглядом. Это на уровне подсознания, это заложено в подкорке мозга…лицо, запах кожи и волос, каждое движение того, кого безумно любила. До одержимости.
Женщины никогда не забывают свою первую любовь, никогда не забывают своего первого мужчину и никогда не забывают того, кто причинил им боль. Так много боли, что забыть о ней я могла лишь на короткие часы…на сцене или перед камерами, когда переставала быть собой. Все остальное время она жила во мне, затаилась в непроглядном мраке воспоминаний. А потом он прикоснулся ко мне, и я ожила. «Рино…Мой Рино…»
Сделала первый глоток воздуха за долгие годы, мое мертвое сердце забилось, мое тело воскресло. Захлебываясь тоской по нему, какой — то жалкой надеждой и ничтожными иллюзиями, я упивалась минутами безумия и дикого голода под натиском того, кто исчез из моей жизни слишком давно, чтобы я могла сейчас поверить, что он вернулся…А я поверила. В самые откровенные секунды бешеного удовольствия, вдыхая его запах, слыша хриплые стоны и рычание, которые клеймом отпечатались в памяти. Чувствуя безжалостное вторжение в свое тело, ощущая себя настоящей, когда первый за столетия оргазм разорвал меня на части. Он не произнес ни слова. Да и зачем? Он уничтожил меня взглядом. Одним единственным презрительным взглядом, полным ненависти и омерзения. Этого хватило, чтобы скорчиться на полу, слыша удаляющиеся шаги и понимая, что это был не глоток воздуха, а глоток яда.