— Каким? — испуганно спросила Валька.
— Оно должно быть для человека, совершившего преступление, собственным адом. Убил? — Пожалуйста. Человека погружают в сон, в котором он оказывается в той же ситуации, но на месте жертвы. Украл? — Ради бога! Он проживает жизнь, в которой его дети лишаются возможности получить образование и найти работу, потому что какая-то беспринципная сволочь украла деньги, выделенные их на образование. И так далее…
— Ба, тебе нужно баллотироваться в Думу, — поощрила ее Валька.
Евдокия Михайловна запрокинула голову и звонко расхохоталась.
— Избави боже! Наших депутатов я бы приговорила ко сну, в котором они и их семьи обязаны были бы существовать в мире их собственных законов! Вот уж самый страшный вариант личного ада!
Отсмеялась и помрачнела.
— Такого ада я не пожелаю даже самой себе.
— Тогда какой личный ад ждал бы тебя? — спросила Валька. И осеклась, наткнувшись на мрачный взгляд бабушки.
— Не скажу, — ответила Евдокия Михайловна. Подумала и добавила: — Я только хотела тебе объяснить, что считаю самым страшным человеческим пороком вовсе не трусость, а то, к чему она ведет — способность к предательству. Причем тогда, когда речь не идет о жизни. Предать можно любовь, дружбу, чужое доверие… И так далее. Предательство — вот худший человеческий порок.
— Понятно, — сказала Валька. Разговор неожиданно принял слишком серьезный оборот, чтобы она могла пожаловаться бабушке на нелепую ситуацию, в которой оказалась. Слишком мелкими выглядели ее проблемы на фоне тех, о которых говорила Евдокия Михайловна. Но бабушка неожиданно пришла ей на помощь.
— У тебя неприятности?
— Ничего такого глобального, — быстро ответила Валька, соображая, удобно ли сейчас делиться собственными мелкими проблемами.
— Для меня все твои проблемы — глобальные, — мягко сказала бабушка. И напомнила:
— Ты моя любимая родственница. Ты в курсе?
Валька слезла с дивана, подошла к столу, за которым сидела Евдокия Михайловна, и обняла ее за шею.
— Ну, давай рассказывай, — поощрила бабушка, погладив ее руки.
— Понимаешь, — начала Валька, — я познакомилась с одним молодым человеком…
— Ну, слава богу!
— Не перебивай. Так вот, он цыган.
— И что? — не поняла бабушка.
Валька оторвалась от нее и отошла к окну.
— А-а-а! — протянула Евдокия Михайловна. — Понятно. Ты обдала презрением его неполноценное происхождение…
— Ба! — с отчаяньем сказала Валька, — я сама не знаю, почему это получилось!
— Что же здесь непонятного? — пожимая плечами, сказала бабушка. — Бедная моя девочка… Ты не виновата. И газеты, и телевидение тебе ежедневно вбивают в голову чувство расового превосходства. Оно у тебя в подкорке отложилось.