Дневник (Судоплатов) - страница 7

, и беда наша была в том, что не успевали мы переформироваться, как нас посылали куда-то “на воды” затыкать дырки. Это была летучая пожарная команда».

Александр Судоплатов остается загадкой. Размышляя о нем, я задаюсь вопросом: почему человек, который вел столь подробный дневник в тяжелых условиях войны, не продолжил писательскую деятельность в эмиграции? Но теперь уже никого не спросишь. Вполне возможно, он и писал, но, будучи человеком скромным или из-за отказа в «Русской мысли», это занятие скрывал. При этом он по собственной инициативе написал отцу о своем дневнике, может быть с мыслью, что тот предаст его гласности, но это уже моя интерпретация. Ведь Судоплатов расставался со столь важным для него документом. Интерпретация поведения в данном случае имеет отношение к памяти. Толковать – значит помнить.

Благодаря киевской встрече и заинтересованности в Дневнике И.Д. Прохоровой и А.И. Рейтблата, мы смогли предать гласности этот забытый исторический документ.

Дневник

Добрая память дорогих алексеевцев

Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы, утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но в мире есть душа одна –
Она до гроба помнить будет.
……………………….
Им жаль несчастных матерей,
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей.
Некрасов[9]

10 февраля / 28 января 1924 года

Несколько дней тому назад я, скуки ради, решил перечитать мои дневники, написанные на Кубани и в Крыму карандашом на отдельных тетрадках, добытых различными способами и в разное время. Каково же было мое огорчение, когда я, перелистывая старые записи, увидел, что многие страницы сплошь стушевались и не только не видно [некоторых] слов, но даже трудно определить отдельные строчки. Так как дневники эти составляют для меня большую память и они дороже мне последних брюк, то я решил немедленно их переписать заново, чернилами и в одной большой тетради. Труд нелегкий и долгий, но только одна ценность этих листочков и придает мне бодрости. Сегодня начинаю – не знаю, когда окончу. Буду переписывать все дословно, переведу и все рисунки с их характерным начертанием; и, переписывая все это вторично, буду переживать эти памятные годы. Опять вспоминать Кубань, где я нередко писал дневник мимолетом в станицах, Кавказские горы, где потерял надежду эвакуироваться и уничтожил дневники, Крым – где опять восстановил. Десанты, в которых трепались дневники, нередко пробуя морскую ванну. И, наконец, последняя тетрадь на транспорте «Саратов», на котором я ушел, покинув Родину. Так как дневники часто уничтожались, а потом снова восстанавливались, то я мог делать погрешки, небольшие, правда, в датах, а затем в названии сел, а особенно кубанских станиц, что и есть ужасно, к сожалению, я не могу по памяти их воспроизвести сейчас. Но для меня это не важно, важны факты, а они все, надеюсь, будут переписаны верно. Пишу это и даю слово ревностно довести до конца начатое дело, чтобы оставить себе на память «дела давно минувших дней» и в минуты уныния забываться в дорогих строках далекого времени.