Не мог не вспомнить о нашем Филиппе приблизительно тех же лет что и мальчик през-нта и как он носился по двору и приходил светясь изнутри от радости жизни пофлиртовав через ограду с соседками миссис эмой и ребой леонард со взъерошенными волосами хватал метлу и от избытка чувств тыкал миссис Альбертс повариху в заднее место, а когда она поворачивалась чтобы ответить ему тем же с огромной репой в руке и видела это сияющее лицо ей не оставалось ничего иного только бросить эту репу в раковину и схватить его за шею и задушить поцелуями а я потихоньку засовывал ей в руку метлу чтобы когда он победно отскакивал она в отместку могла тыкнуть метлой ему в задницу в знакомых поношенных брюках и ой-ой как тыкнуть у этой дамы руки как окорока О Господи невыносимо думать что Филипп бездвижно лежит в таком месте как это и когда в голову приходит эта мысль я должен энергично напевать себе под нос какую нибудь паршивую мелодию и молиться Нет нет нет да минует меня чаша сия Господи дай мне уйти раньше всех кого я люблю (раньше Филиппа Мэри Джека-мл. раньше дорогой Лидии) только и это тоже плохо потому что когда они подойдут к концу меня не будет рядом чтобы помочь им? И то, и другое невыносимо О Господи какая же это тягота быть здесь Том дорогой друг Том я хочу уснуть и жду твоего прибытия и надеюсь эти печальные и нездоровые мысли вскорости рассеются вскоре с радостным зрелищем нашего дорогого друга восходящего Солнца.
Мандерс. Там же.
Я скакал в этом джентльмене на нашей маленькой лошадке по этим тихим улицам и не чувствовал себя несчастным. А он – чувствовал. Он оставил жену, подчиняясь своей ночной слабости, ушел. А у них дома еще один больной мальчик. Который тоже может не устоять. И хотя ему сегодня стало лучше, он еще может не устоять. Что угодно может случиться. Как он теперь знал. Но забыл. Он как-то забыл о втором мальчике.
Тэд. Любимый маленький Тэд.
У джентльмена много было забот. Он не хотел жить. Искренне не хотел. Слишком уже тяжело ему сейчас было. Слишком много дел, он не со всеми хорошо справлялся, а если что-то делаешь плохо, то рушится все. Может быть, со временем (убеждал он себя) все выправится, и даже снова станет хорошо. Но он в это не верил. Было трудно. Трудно было ему. Трудно мне. Быть там. Но я все же решил остаться. Уже приближалось утро. Обычно днем мы отдыхали. Нас тянуло в наши раковины, и мы должны были отдыхать там. Сегодня меня туда не тянуло. Но меня клонило в сон. Я задремал и выскользнул из него в лошадь, которая, как я сразу же почувствовал, была само Терпение от головы до копыт и любила этого человека, и никогда прежде не чувствовал я, что овес – возможно, лучшее, что есть в мире, или не алкал так