Ролла по-прежнему лежала на том же пятачке, где силы оставили ее. У нее очень болел крестец. Мускулы сухожилия долго не заживали, а теперь снова были порваны. Внезапный страх в самом начале происшествия, ужас во время погони, чрезмерное напряжение сил вызвали такую усталость, что Ролла очень плохо себя чувствовала. Она боролась со сном, трепеща и боясь повторного нападения, ей было страшно за детей. Ужасные картины возникали в ее мозгу, спала, думая, что бодрствует, но сон, похожий на беспамятство, в конце концов выключал ее сознание, стирал любое сновидение.
Гено после вмешательства Бэмби по-прежнему мчался дальше. Он никак не мог поверить в свое спасение. Его страх возрастал в такой же степени, с какой падала скорость. Вначале он вообще ничего не соображал. Прошло некоторое время, пока он понял, что за ним никто не гонится. Теперь он отважился бежать потише, мало-помалу переходя на шаг. Одеревеневшее от напряжения тело расслабилось, дыхание успокоилось. Конечно, Гено все еще чувствовал себя так, как будто ему угрожали, все еще ощущал себя беглецом. Он вздрагивал от каждого шороха, от заячьих прыжков, а заслышав далекие шаги ланей, пускался галопом, правда, на очень короткое время, пока до него не доходило, что опасности нет. Он долго бродил по лесу, везде видел ужас и страх, и сам повсюду разносил их. Но в эту ночь ничего не произошло ни нападения, ни убийства. Ни один «волк» не появился, потому что Неро лежал дома и мирно спал. Но окровавленное тело оленя, которого он разорвал, испускало, подобно безмолвному воплю, постоянный страх.
Когда пришел серый рассвет, проснувшиеся птицы увидели распростертого оленя. Нерадивые «сторожа» запоздалыми криками спешили распространить повсюду известие, уже знакомое большинству обитателей леса. Вороны, громко окликая друг друга, опустились на остывший труп и приступили к своему отвратительному пиршеству.
Гено, порядком отдохнув, начал верить в свое спасение, впрочем, в случившемся он полностью еще не разобрался, а по тому до конца в свое спасение, не верил. Тоска по матери пересилила голод и желание лечь спать. Он искал Фалину и Гурри и в конце концов вернулся туда, где на него напали. Гено шел осторожно и очень тихо, хотя понимал, что на прежнем месте то же самое с ним не повторится. До него донесся знакомый голос. Не мамин, но такой же родной:
— Гено, Гено!
Его окликала Ролла, очнувшаяся в эту минуту от глубокого сна. Он остановился в изумлении.
— Гено, — сказала Ролла, — это ты? И ты один?
— Один.
— А где мама, где Гурри?
— Неизвестно, где они! Я не знаю, но ужасно хотел бы узнать.