— Что это такое? — вскрикивает журналист.
— Нет! — останавливает его доктор. Он сам теперь совсем спокоен. Он садится и кладет руки на широкие ляжки.
— Откуда же я могу знать что это такое, — говорит он с притворным равнодушием. — Может быть это был голос самого Юлия Цезаря, диктовавшего секретарю первую фразу из комментариев о Галльской войне. А, может быть, это школьник шестнадцатого, семнадцатого или любого другого столетия, повторял вслух отрывок из Цезаря…
Леонард безпомощно таращит на доктора глаза.
— Merde! — кричит чей-то голос из-за стены.
— Это, — медленно и торжественно говорит ушной врач, — был кто-нибудь из миллионов, которые со времен Карла Великого кричат «г…о», когда их что-нибудь сердит.
Леонард начинает смеяться.
— Но что же происходит в квартире рядом? Кто там забавляется?
— В квартире рядом, — шепчет доктор Хок, — совершается сейчас одно из величайших открытий, на которые только способен человек. Сиди спокойно и слушай, что говорят эти голоса. Ты когда-нибудь сможешь сказать: я присутствовал при этом!
Он замолчал. Молчали и голоса. Потом снова начались тихие, неясные звуки.
— Вот так, — говорит доктор под аккомпанемент этого жужжанья, — вот так, ухом к этой стене, лежала твоя сестра каждую ночь…
— Удиепари акак беталга… — раздается из-за стены на незнаком языке, но совершенно ясно. Это поет нежный женский голос.
Леонард обеими руками хватается за голову:
— Что же это такое?…
— Карину акак, акак… — поет великолепный контральто на том же языке.
Глаза толстого доктора блестят.
— Женщина инков поет колыбельную песню своему сыну. Или, может быть, пастушка-татарка пасет коз и поет…
В это мгновение, — точно удивительная песня была таинственными чарами, полными магической силы, — за стеной начинается настоящий ад звуков, жуткий хаос, крики тысяч отдельных голосов. Петер Леонард затыкает уши пальцами. От ужаснейших мук, причиняемых этими звуками, он теряет на мгновенье сознание. Он приходит в себя на полу, у ног Хока, который стоит, широко раскрыв рот и со странным экстазом во взгляде. Тысячи ужасных безпорядочных голосов замолкли, но тишина действует почти так же мучительно, как и адский шум за стеной. Потом вдруг раздаются звуки совсем другого рода, звон, треск, что-то разбивается…
III.
Петер Леонард оправился и бежит следом за приятелем, который вдруг выскакивает на лестницу и ломится в дверь соседней квартиры. Вокруг него собрались чуть ли не все жильцы дома и полицейский уже бежит снизу по лестнице. Даже на соседних улицах был слышен этот ужасный шум.
Дверь оказалась старательно запертой и ее открывает только призванный слесарь. Первыми входят доктор Хок и полицейский. Они находят старого пенсионера в углу его рабочего кабинета. Он сидит на полу и по его длинной зеленовато-серой бороде течет слюна. Из раны на лбу у него сочится кровь. Он, очевидно, вдруг сошел съума и разбил большой радиоаппарат, разломанные, растоптанные и невероятно изуродованные части которого валяются по всей комнате. Доктор Хок прежде всего бросается к аппарату и потом только принимается за пациента. Но и тут и там уж не поможет никакое искусство.