— Какую чушь ты несешь, Ясуо! — плаксивым голосом начал Булкин. — Что с тобою сегодня? Зачем ты обижаешь меня? Я ведь к тебе — всегда с чистым сердцем…
И ему действительно стало обидно до дрожания губ.
— В конце концов, ведь и я могу подозревать тебя в шпионаже. Разве ты не знаешь, что большинство японцев интересуются научно-технической информацией и некоторые работают на свою разведку? Если хочешь знать, — тут Булкин интуитивно почувствовал необходимость хода, вызывающего доверие, — совсем недавно ко мне обращались из одной организации и интересовались тобою с этой стороны…
— И что же ты сказал? — Ясуо уже успокоился.
— Я сказал, что ты совершенно вне подозрений.
— Зря ты это сделал, Геннадий, — спокойно заметил Ясуо. — Я ведь действительно работаю на свою разведку. Иначе откуда бы мне знать, что ты — сотрудник КГБ?
Еще один сюрприз. Какие цели преследует Токугава? Возможно, это новый поворот в неведомой игре.
Булкин отвел глаза на стену: с гравюры Харунобу смотрел актер в роли некоего воителя в сандалиях на деревянной подошве. Как это по-японски? Гета. Длинные брови прочерчены вверх, рот черточкой опущен вниз, синее кимоно в позолоте, обнаженный меч, а позади — желтоватое, с белыми линиями море, огромный диск восходящего солнца и неестественно крупные черные утки, рассекающие золотые лучи. Император на фото по соседству выглядел бесстрастно, как истинный отец нации, надпись была исполнена очень аккуратно, почти каллиграфически.
— Для меня твое признание несколько ново, — заметил Геннадий, не зная, как себя вести. — Что мы сегодня говорим о таких неприятных вещах? Может, нам лучше выпить саке?
Одиночество в далеком Хабаровске уже давно развило в японском разведчике русскую любовь к спиртному, он достал бутылку саке, и они выпили по полной рюмке, пристально смотря друг другу в глаза.
— Ты прав, Ясуо, я работаю в КГБ, — сказал Булкин и только потом подумал, что, наверное, этого не стоило делать. — Но мы друзья с тобою, и, наверное, это важнее, чем служба в наших организациях.
— Ты совершенно прав, Геннадий. Мы должны ценить нашу дружбу, редко кто так любит Японию, как ты, и совсем никто не любит Россию, как я, — сказал Ясуо и поднял рюмку. — Я сам — Россия!
— А я — Япония! — ответил Булкин. — За тебя и великий японский народ!
Он был совершенно искренен, он действительно любил и Японию, и своего друга Ясуо Токугава, и не было сомнений, что это навсегда.
— Я пью за Россию и за великий русский народ! — торжественно сказал Ясуо. — И за тебя Геннадий, за моего лучшего друга!
Они выпили, обнялись и поцеловались. Никто не думал о государственном долге и о разведке, они были друзьями, любящими друг друга, стало легко на душе после признания, словно рухнула каменная стена, и разговор полился легко и непринужденно.