«Вы раньше бывали в Копенгагене, Сэм?» — «Никогда не был, чудесный город!» Опять, черт побери, ушла в сторону, скользкая бабища! А вдруг она хлопнет меня бокалом по лбу? (Такое у меня бывало — правда, в обстоятельствах неоперативных.) «Друзья вспоминали, как вы работали вместе, Марлен…» Карты на стол, я выдержал паузу, сейчас бы заглотнуть стакан, чтобы снять напряг. «Работали?» — Она выигрывала время, пытаясь прикинуть, что же мне стало известно.
В этот кульминационный момент в наш разговор и вперся официант с кофе, испортил песню, дурак, бряцанием чашек и блюдец, все сломал, негодяй, словно чеховский злой мальчик. Официант отошел, я уже в отчаянии, все уже в печенках, сколько можно тянуть кота за хвост?
И тут ва-банк: «Марлен, вы обещали работать, вы обещали помогать делу мира! (Ха-ха.) Друзья помнят о вас и хотят вам добра…» Ежу все понятно, а она удивленно улыбалась. Боже, я удавил бы ее салфеткой, если бы она вновь спросила, как мне понравился Копенгаген, и посоветовала обязательно посетить бы Эльсинор, где жил Гамлет, принц датский, о котором знаменитый английский драматург Шекспир написал трагедию. Так наживают инсульты и инфаркты.
Я вспотел от напряжения и вытер лоб платком. Что делать, если она притворяется, что не понимает? А вдруг это какая-то страшная путаница — ведь прошло так много лет! Послушай, а на фига тебе приключений на жо? Не поняла, значит, не поняла. Забудь об этом деле, закажи еще шампанского, фокус не удался, в разведке это бывает.
Стоп.
А долг перед Родиной? А офицерская честь? Где же твоя совесть?
Гордыня поборола трусливый здравый смысл, рука сама потянулась за распиской: «Не узнаете этот документ?» Марлен побледнела (я тоже, наверное, напоминал тень отца Гамлета — так, во всяком случае, хочется думать), допила шампанское и встала. Глаза у нее потемнели (!!!). «Какой вы мерзавец! Сейчас я вызову полицию!» Она пружинисто пошла к выходу, жемчуга подрагивали на открытой шее, она шла к выходу, а я семенил сзади, хватал за руки, бормотал, что пошутил, и просил вернуться к столу. Все очень напоминало семейный скандал. Как ни странно, она возвратилась, и только тут я заметил печать утомления, даже изнеможения на ее лице — в один момент пробились на свет все прилежно замаскированные морщины и складки, глаза потеряли всякий цвет и поблекли, она вмиг постарела на сто лет и уже годилась мне в бабушки. Кофе она пила скорбно, как на поминках, я бормотал нечто светское и общее, будто ничего и не произошло, нет, надежда еще теплилась во мне, еще жила — ведь глупо ожидать мгновенного согласия на сотрудничество.