— Очень хорошо, — заметил Бровман, тонко уловив, что говорит с каменной стеной. — А вы знаете кого-нибудь из иностранцев?
— Знаю, — сказала Даша, предчувствуя недоброе.
— Кого же?
— Криса. Англичанин он. По-русски говорит плохо.
— Он интересовался вашей работой?
— А я ему правды не говорила. Я ему насчет райисполкома.
— Правильно! — одобрил Бровман. — Ну а подозрительные вопросы он задавал?
Даша тяжело задумалась, а Бровман почувствовал себя глупо: что эта дуреха знает о государственных секретах?
— Может, спрашивал вас о сослуживцах? — уточнил он.
— Нет, — односложно отвечала Даша, явно не страдающая многословием.
Впрочем, она честно рассказала, что ходила в «Метрополь», посещала квартиру, правда об отношениях с Крисом умолчала — не из опасения кары органов, просто стеснялась.
Конечно, самое простое — уволить Дашу из клуба, предотвратив возможное преступление, но как тогда разрабатывать Дундука? Увольнять — оперативная ошибка, способная похерить все дело, поэтому Бровман предложил Даше внимательно следить за действиями Барни и информировать его лично обо всех подозрительных моментах.
— Подозрительных? — не поняла Даша.
— Ну, если он будет расспрашивать о характере вашей работы (опять сказал глупость), о том, кто ходит в клуб… мало ли что? — пояснил Бровман. — Мы можем попросить вас узнать о нем кое-что… Уточнить, чем он занимается, с кем дружит. Вы ведь прекрасно знаете, что почти все иностранцы — это шпионы (опять глупость, просто глупость на глупости)!
— Шпионы? — испугалась Даша.
— Да! — И для наглядной убедительности Бровман показал ей карикатуру в газете «Правда», где была нарисована отвратительная крыса с вытянутым носом, жадно вынюхивающая кусок сала в мышеловке. — Так что будете нас информировать.
Даша не возражала, Бровман продиктовал ей расписку о сотрудничестве с органами и о неразглашении этой страшной тайны, писала она долго и коряво, тяжело дыша и наморщив лоб. Бровман напомнил ей, что, даже если ее станут пытать, уста ее должны быть немы — это святой долг каждого советского человека. Дал ей и псевдоним Дуня, считая, что он лежит недалеко от Дундука, и порадовался своему остроумию.
Как ни смешно, но после этого дурацкого разговора Бровман вернулся к себе в дом 2 по улице Дзержинского совершенно измочаленный, будто допрашивал ночи напролет упорствующего предателя. С юмором рассказал Коле Привалову о Дуне и приступил к оформлению бумаг на Дуню: по существовавшим правилам заведение агентурного дела санкционировал сам начальник отдела. Заполнил все анкеты и бланки, докладывать решил на свежую голову. Было уже десять часов вечера, но все сотрудники оставались на местах вместе с малым начальством, последнее ориентировалось на наркома, а нарком — на товарища Сталина, трудившегося по ночам на благо народа и всего прогрессивного человечества.