Признаюсь, что это вызывало очень смешанные чувства. Нельзя было не сочувствовать народу, который "вновь обретал свое национальное единство. Вспоминалось и то, что Э. Хонеккер давно и сознательно вел политику отхода от Советского Союза. Но ГДР — это часть Европы, в которой мы все давно и мирно жили. Ее становлению были отданы лучшие годы собственной жизни и жизни моих товарищей. ГДР — это тысячи и тысячи немцев, сделавших ставку на Советский Союз не только в политическом, но и в личном плане. Это друзья-однокашники по институту. Это товарищи по работе. Это 20 процентов нашего внешнеторгового оборота, миллиардные вложения в прошлые годы, упорная борьба за преодоление доктрины Хальштейна, с помощью которой ФРГ мешала ГДР получить международное признание, за Московский договор, за нормализацию ситуации вокруг Западного Берлина. Что же, все это просто зачеркнуть и забыть? Или по крайней мере постараться сделать так, чтобы все позитивное, что было наработано за прошлые годы в наших отношениях с ГДР, не пропало зря, влилось мощной струей в складывающуюся на глазах новую великую Германию и сформировало ее на приемлемой для всех основе? Ответ на этот вопрос должны были дать предстоящие месяцы. Но в то же время было ясно, что, хотя идеальных решений, скорее всего, ждать не приходится, нельзя терять времени и плыть по волнам событий.
В эти дни я послал в Москву телеграммы, в которых еще раз предостерег от слишком спокойного взгляда на вещи. Я писал, что после открытия границ ГДР ее существование становится вопросом времени, причем довольно ограниченного. Ведь ГДР до 1961 года имела уже открытую границу с ФРГ с тем результатом, что из республики уходило по 30 и более тысяч человек в месяц. Сейчас начиналось новое кровотечение, которое, скорее всего, будет смертельным. Никакая политработа, запоздалая демократия и гласность не заставят немца по-прежнему работать в ГДР, если в 100–200 км западнее за ту же работу он будет получать в 4–6 раз больше и будет иметь возможность свободно туда переехать. Это один народ, с одним лицом, одной культурой, одними и теми же обычаями и привычками. Для того чтобы не уйти на Запад, надо очень сильно любить социализм и верить в него. Так могут поступить не многие. Народ ГДР в целом этого не сделает.
Кроме того, в самом СССР — оплоте и главной опоре ГДР — социалистическая модель все более открыто ставилась под сомнение. В этих условиях отдельное существование социалистической ГДР теряло в глазах даже очень сочувствующих социализму немцев смысл и перспективу.