Загорись вокруг них огонь, он бы не заметил.
Кавиан поднял Амаю, и она обвила ногами его бедра. Наклонив голову, он продолжал целовать ее еще сильнее и глубже. Он мог целовать ее вечно. Время для него словно остановилось.
Затем, когда Кавиан услышал стоны, срывающиеся с ее губ, он отнес Амаю на постель и уложил на мягкие покрывала.
Он растянулся над ней, вжимая ее в постель, и поцеловал вновь. Он никак не мог насытиться, утолить свою жажду.
Ее руки скользили по его телу, изучая, впитывая в себя. Кавиан прижал ладонь к изнывающему лону, пока Амая не застонала, и затем, отодвинув кружевное белье, он скользнул пальцами внутрь.
Она кричала его имя, и для Кавиана это была еще одна клятва. Его переполняло отчаяние, которого он никогда прежде не чувствовал. Он жаждал оказаться внутри ее. Его руки дрожали, когда он раздевал ее и снимал с себя белье.
Кавиан обнял Амаю и прижал к себе. Ее губы коснулись его шеи. Он вошел в нее медленно и легко, держа ритм даже тогда, когда Амая начала нетерпеливо двигаться под ним, пытаясь ускориться.
Он засмеялся, чувствуя, как эйфория наполнила его душу, а пальцы Амаи сильно впились в его спину.
Он двигался медленно, доставляя им обоим небывалое наслаждение.
– Пожалуйста, – шептала Амая, – пожалуйста, Кавиан.
Ее лицо раскраснелось, тело на мгновение замерло, она запрокинула голову, и для Кавиана она сейчас была самой красивой женщиной на земле. Он вновь входил в нее, принося собственные клятвы. И когда Амая достигла оргазма, он следом за ней ощутил долгожданную разрядку.
Обратная дорога была другой.
«Все теперь по-другому», – думала Амая.
Она снова сидела перед Кавианом, окутанная его мощью и теплом, пока арабский скакун вез их на юг. Она не могла понять, что изменилось в ней, отчего она едва узнавала себя.
Пустыня простиралась вокруг, коварная и необъятная. Амая ненавидела пустыню: удушающая жара, никакой жизни вокруг, абсолютная пустота.
Но сегодня все казалось иным. Амае хотелось, чтобы пустыня тянулась вечно, незнакомая и безграничная, как море. А может, ей хотелось, чтобы не заканчивалась их поездка.
Их жизнь теперь была насыщена романтикой.
Кавиан разбудил утром Амаю. Подняв на руки, он погрузил ее в огромную ванну, которую она не заметила за ширмой накануне. Амая поморщилась, пытаясь пошевелиться в теплой ароматной воде, и Кавиан тихо зарычал.
– Держи себя в руках, – приказал он ей. – Нужно, чтобы мышцы расслабились, иначе обратная дорога будет для тебя пыткой.
Амая честно пыталась держать себя в руках.
Но Кавиан тоже погрузился в ванну: он был настолько горяч, а его руки так манили, его плоть упиралась сзади в ее бедра. Амая пошевелилась несколько раз, чувствуя, как дрожь пробегает по ее телу, пока Кавиан не застонал от нетерпения. Он взял ее за талию и, приподняв, усадил вновь на себя, на этот раз глубоко входя в нее.