Выражение лица Судьи оставалось бесстрастным, когда он излагал свою историю.
— И когда я пришел, чтобы судить Элиса, то коснулся его лба. Все мы думали, будто знаем, что произошло. Я же призвал силу своего амулета, и узнал всю историю целиком — познал мысли виновного и его черное, отравленное сердце. Зная ужас преступления его жены, я обнаружил, что сделал этот человек на самом деле. Да, он убил свою жену после того, как та погубила их дочерей. Не было никаких возражений по поводу злодеяния, что совершил Элис, и некоторые даже ему сочувствовали. Но только не я. Я обнаружил в Элисе самую отвратительную вину, потому что он убил Реву не из-за ужаса ее преступления, как ожидали мы все. Заглянув в сердце Элиса, я увидел, что на самом деле он считал свою семью помехой, и был доволен тем, что ее не стало, используя это как оправдание, чтобы избавиться от неугодных ему близких. Он считал, будто все сойдет ему с рук. Грех мужчины заполнил меня, зарядив амулет его преступлением. Магия усилилась, и я выпустил ее в диком неистовстве. Я был зол и переполнен гневом и заставил Элиса ощутить свою вину, заставил его испытать тот момент самого величайшего, самого сильного ужаса — он вошел в его разум, в нем же и застыл. Я превратил его в камень в то мгновение, когда он испытал самую сильную, самую мучительную вину его жизни, заставив переживать этот ужасный момент.
Судья издал протяжный вздох.
— И выплеск той магии освободил меня. — Волшебник коснулся шрама, где амулет слился с плотью на его груди. — Я стал не просто магистратом, не просто тем, кто раскрывает правду обвиняемого. Я стал Судьей. — Голос чародея становился все более и более зловещим. — Моя обязанность — защитить эти земли. Я должен найти любого, кто несет в себе груз вины. Я не могу позволить путешественникам пройти через горы в плодородную долину за их пределами. Я должен остановить распространение греха.
Бэннон громко сглотнул и сделал шаг назад, вскинув меч.
Никки не двигалась, хотя была готова сражаться.
— И ты судил всех этих людей таким же образом?
— Всех. — Судья обратил на нее бесцветный взгляд, леденящий кровь. — Только тому, кто без вины дозволено пройти дальше. — Он сузил глаза. — И в чем твоя вина, колдунья?
— Моя вина — не твоего ума дело, — дерзко ответила Никки.
Впервые она увидела, как тонкие, бледные губы Судьи подернулись, что могло означать некую тень улыбки.
— Увы, но очень даже моего.
Гранат в его амулете засветился.
Никки отреагировала, когда что-то коснулось ее, готовая высвободить магию, но внезапно обнаружила, что не в состоянии ничего предпринять. Ее ступни застыли на месте, невозможно было двигать ни руками, ни ногами.