— Шесть дней делай, седьмой — господу твоему, — соглашался Фома Кузьмич. — Это уж так положено. Закон.
Работал он старательно и споро, показав себя неплохим плотником. За эти дни он загорел, посвежел, стал подвижней.
— Жирок-то мы с вами, Андрей Матвеевич, малость спустим. В пользу нам работенка.
Дубов добродушно улыбался:
— Курорт…
Строительная площадка быстро заполнялась лесом. Срубленные и очищенные от коры и ветвей деревья подвозили на лошадях. По всем правилам, по шнуру, заложили фундамент под дом, благо камня всюду было много. Выкопали несколько ям, поставили столбы, обозначилась линия будущей ограды. Ее решили сделать в виде частокола из высоких тонких молодых сосенок, с заостренными концами. Гвоздей было мало, железо заменяли деревом. Усадьбу строили около склона горы, у пещер, которые предназначались для кладовых после некоторого переоборудования.
Заложили первые венцы жилого дома. Бревна клали добротные, толстые, ровные. Одна сторона дома с парадным ходом и верандой выйдет наружу, остальные три — в ограде. Рядом наметили скотный двор.
— Отстроимся — хорошая усадьба будет. Огородимся — не подступись ни зверь, ни лихой человек, — радовался Дубов. — А все наш дорогой Борис Михайлович, без него бы пропали. Он да Фома Кузьмич — форменно наша надежа. А мы все… — Дубов покосился на Риснея и на своих сыновей, — неженки, белоручки, барчата. Вот Владека я хвалю. Трудится на совесть, значит, дельный человек из него получится.
В трудах и заботах незаметно прошел август. Посвежело. Лес в верхней части своей, у каменного обрыва, стал украшаться багряными и золотыми красками. Осень опускалась на долину медленно, не спеша. Обильней становились туманы по утрам. Посеянная полоска озимой ржи оделась в изумрудную зелень. Зяблевое поле, приготовленное под весенний сев яровых и для овощей, под огород, жирно отливало черноземом.
Большой шестистенный дом весело желтел свежеструганными бревнами. Высокий островерхий частокол окружал усадьбу. Рядом заложены были постройки конюшни, хлеба для коров и овец. Поднимался частокол и вокруг скотного двора. Вдали желтело небольшое легкое строение, наподобие будочки. Это соорудили ванную на теплых ключах.
Дом состоял из двух половин, разделенных прихожей. В одной части помещались кухня и две комнаты — Фомы Кузьмича и Ахмета с Марфугой. В другой был общий зал-столовая и три комнаты: стариков Дубовых, наша и холостяков — Риснея и сыновей Дубова. Жилище вышло грубоватое, но солидное и теплое. Сложили кухонную плиту и отопительные печи. В общем зале устроили камин. Бревен было вдоволь, труднее было заготовить доски для пола, потолка, дверей. Ахмет и Фома Кузьмич долгие дни, взобравшись на козлы, работали с маховой пилой. Мебель получилась неказистой на вид, но прочной и удобной — столы, табуреты, скамьи. Обзавелись и шкафами для одежды, для посуды. Крышу сделали из тонких бревен, покрыли их каменными плитами, как черепицей. Стекла у нас оказалось недостаточно. Пришел на помощь англичанин. Он предложил использовать для окон фотопластинки. Снимки он отпечатал, архив же пластинок передал отцу. Окна из такого материала получились замечательные. Свет они пропускали тусклый, но зрелище было редкостное. На окнах можно было проследить весь путь и приключения нашего общества, начиная со сбора в городе и кончая строительными работами и новосельем. Обитатели дома часто любовались этой своеобразной выставкой.