—Повлиять на мои суждения не так легко, как вы думаете, сэр Конди, — отвечает миледи.
—Дорогая, — говорит он, — у меня о ваших суждениях самое высокое понятие, вам известно, что я никогда и не помышлял с вами тягаться. Но теперь, дорогая моя Белла, — говорит он и отнимает ее руку от книги, самым что ни на есть серьезным образом, — теперь у меня перед вами то преимущество, что я совершенно спокоен, а вы — нет. Так что не верьте ни единому слову хулы из того, что пишут ваши друзья о вашем милом сэре Конди, и дайте-ка мне сюда письмо из кармана, чтобы я посмотрел, что они там говорят.
—Что ж, берите, — говорит она, — и так как вы совершенно спокойны, я полагаю, сейчас уместно будет просить вашего согласия на то, чтобы исполнить пожелания всех моих близких и вернуться к моему отцу и прожить с ними остаток моей несчастной жизни в Джульеттиной горке.
Тут мой бедный господин отпрянул назад на несколько шагов, словно его пуля поразила.
—Вы шутите, Белла, — говорит он. — Как у вас хватает сердца оставить меня совсем одного в самый разгар моих несчастий?
Но немного опомнившись от изумления и с минуту поразмыслив, он сказал, от души заботясь о благе миледи:
—Что ж, Белла, дорогая, видно, вы правы. Что вам делать в замке Рэкрент, когда имущество мое все будет описано, мебель перевернута, а в доме устроят аукцион — не далее, чем на будущей неделе? Так что я даю вам сердечное мое согласие на отъезд, если такова ваша воля. Только не просите меня вас сопровождать, этого я по чести не могу сделать, вспомните, в каких отношениях я всегда, с самой нашей свадьбы, был с вашими близкими. К тому же у меня дома дела; а пока что, если мы вообще собираемся сегодня завтракать, давайте спустимся вниз и в последний раз тихо и мирно сядем за стол, Белла.
Тут, услышав, что господин мой идет к двери в коридор, я кончил прилаживать кусок шифера к выбитому окну, и когда он вышел, я смахнул с подоконника пыль своим париком[57] и пожелал ему доброго утра как мог поласковее, видя, что на душе у него скверно, хоть он и старается это от меня скрыть.
—Окно тут все разбито и порастрескано, — говорю, — вот я и пытаюсь его починить:
—Что верно, то верно, оно и впрямь все разбито и растрескано, — говорит, — и не трудись, честный старый Тэди, его чинить, — говорит,— нам с тобой оно и так послужит, а в доме скоро никого больше и не останется.
—Ваша честь сегодня не в духе, — говорю, — но вы позавтракаете, и на сердце у вас станет легче.
—Спустись-ка в людскую, — говорит, — и принеси мне в столовую перо и чернила, да возьми у миссис Джейн лист бумаги, ибо у меня тут дело, которое не терпит отлагательства. Да принеси мне перо и чернила сам, Тэди, — ты мне понадобишься, чтобы засвидетельствовать мою подпись на документе, который мне надо будет составить как можно скорее.