—Мне на него и смотреть-то страшно, — говорит, — не могу я и не хочу оставаться. Что проку — он все равно до утра не протянет.
На том и убежала. Так что из великого множества его друзей остались только мы с сестрой.
Горячка то схватывала его, то отпускала, и снова схватывала, и отпускала, и так продолжалось пять дней, а на шестой опомнился он на несколько минут, признал меня и сказал:
—Все во мне от боли горит, Тэди.
Я говорить не мог, а сестра его спросила, не хочет ли он чего, чтоб полегчало.
—Нет, — говорит, — мне теперь никогда уже не полегчает.
И страшно закричал от этой муки. Потом опять на минуту его отпустило.
—Вот до чего довело меня питье, — говорит. — А где же все мои друзья? Где Джуди? Значит, никого, а? Да, сэр Конди дурак был, дурак и остался, — сказал он.
То были его последние слова — так он и умер. А похороны у него были самые что ни на есть бедные.
Вы, верно, захотите еще что-нибудь услышать, но какой уж тут из меня рассказчик, скажу только, что миледи Рэкрент не умерла, вопреки всем ожиданиям, только от падения да от ушибов лицо у нее очень пострадало; они с Джейсоном сразу же после смерти бедного моего господина начали тяжбу из-за тех пятисот годовых; распоряжение-то было не на гербовой бумаге, так что кто говорит, оно недействительно, а кто — что это неважно; еще другие говорят, что Джейсон все равно земель не получит, а многие ему того желают. Что до меня, то после всего, что я на этом свете увидел, я ничего уже больше не желаю, но я ни слова не говорю, — в моем возрасте глупо было бы наживать себе врагов. Джейсон на Джуди не женился, как я и предсказывал, да он об этом и не помышлял. Я о том не жалею — а кто жалеет? А что я тут записал по памяти и понаслышке о семействе, так это все истинная правда с начала и до конца. Тут вы можете быть уверены, потому как что толку говорить неправду про то, что все не хуже моего знают?
Издатель легко мог бы сделать катастрофу в истории сэра Конди более драматичной и поучительной, если бы полагал возможным приукрашать простой и бесхитростный рассказ верного Тэди. Он представляет его английским читателям как образчик характеров и обычаев, которые, возможно, в Англии не известны. В Европе нет ни одной страны, частные нравы которой были бы до последних лет менее известны англичанам, чем нравы их сестры и соседки.
Картины Ирландии, нарисованные мистером Юнгом[68] в его путешествии по стране, суть первый верный портрет ее обитателей. Все подробности в предшествующем наброске были взяты из жизни, они характерны для той смеси легковерия, смекалки, хитрости, благодушия, беспутства, бескорыстия, ловкости и тупоумия, которая в различных формах и с различным успехом представлена была с тех пор на сцене или изображалась в романах.