Май, 14, 1939 г., воскресенье 22–45 по Гринвичу
Ночь обещала быть звездной и тихой, но к полуночи ветер пригнал клочковатые тучи, воздух пропитался влагой и готов был взорваться электрическими разрядами. Над черными глыбами капища плавали зеленоватые фосфоресцирующие шары. Зрелище было настолько ирреальным, что даже юная княжна перестала плакать, припала к окну автомобиля и выпустил руку своего кавалера. Признаться, Огаст был даже рад этому: вид плавающих во мраке светящихся сфер заставил его пальцы дрожать и вибрировать, дрожь со скоростью электрического разряда распространилась вверх и замерла таким же светящимся шаром внутри, у самого горла.
— Что это? — прошептал Огаст, причем собственный голос показался ему чужим и далеким, — шар в горле угрожал взорваться как праздничная петарда и разнести череп своего хозяина на тысячу жизнерадостно сверкающих огоньков.
Вполне распространенное природное явление, — бесстрастным голосом объяснил мистер Честер, которому пришлось временно принять на себя обязанности шофера: инспектор в который раз опрашивал рыжеволосого парнишку-водителя, обнаружившего тело графини. Автомобиль прибавил скорости, и все равно Картрайту казалось, что злобные зеленые огни увязались за ними следом и, если догонят, — все, от железного корпуса авто до самых мелких их косточек — растает без следа в этом осклизлом зеленом мареве, мраке и ужасе и только мистер Честер продолжит вещать с невозмутимостью радиодиктора:
В предгрозовой атмосфере электрические разряды имеют свойство накапливаться у верхушек острых предметов. Католики называют означенное явление «огни святого Эльма» и осеняют себя крестом, столкнувшись с ними…
Бедная княжна Львова тут же перекрестилась на свой манер зашептала что-то по-русски, вероятно молитву. Огаст считал себя человеком светским и далеким от суеверий и перекрестился лишь мысленно, впрочем, и этого оказалось достаточно, чтобы невидимый шар в его горле растаял без следа. Они пересекли границу деревни, вдоль улиц замелькали фонари, которых из- за ярмарки было больше обычного, да и окна во многих домах еще горели — странных зеленых светлячков не стало видно.
Львовы арендовали часть скромного коттеджа на тихой боковой улочке. Стоило мисс Анне оказаться дома, как она снова всхлипнула и бросилась к матери на шею, причитая на своем родном языке:
— Mamochka, chto teper delat'? Kak mi budem zhit'? Neuzeli mne opyat' pridetsya plesti venki v pohoronnom buro?
В отличии от дочери миссис Львова умела смирять чувства, она мягко отстранила дочь и даже отчитала ее: неловко говорить при мистере Картрайте на языке, которого он не понимает, и уж тем более неприлично рыдать при гостях — Бог знает, что о них подумают! — и указала Огасту на кресло.