Понятно, отчего Лондона отвергали издатели, просмотрев появление крупного таланта. Их отталкивала в рукописях Лондона новизна, небанальность. Они боялись рисковать. Проще и надежнее было печатать авторов с именем, к тому же твердо знающих, чего от них ждет публика, и всегда готовых эти ожидания удовлетворить. Как каждый настоящий художник, Лондон презирал ремесленников от литературы.
«Любите красоту ради самой красоты, а о журналах бросьте думать»,- советовал Мартину Идену его друг, поэт Бриссенден. Пока Лондон следовал этой заповеди, из-под его пера выходили книги, которые и сегодня волнуют. Но пришло время, когда о «журналах» он стал думать слишком много - в ущерб красоте,, в. ущерб своему же таланту.
Расплата не заставила себя ждать. Утратилось главное - всегда отличавшая Лондона оригинальность. Он все чаще повторял себя. Уже не стремился найти что-то необычное, а словно переписывал, слегка поправляя и давая новые имена героям, собственные старые книги - в надежде, что его имя на обложке гарантирует читательский интерес.
Когда выяснилось, что этот интерес слабеет, потому что новые произведения оказывались ухудшенной копией прежних, началась мучительная пора кризиса, закончившегося трагической развязкой.
Но Лондон боролся, всеми силами стараясь вернуть утраченное счастье настоящего творчества. Обращался к необычным для него жанрам, написал, например, роман о любви, фантастическую притчу, пьесу. Не все получалось: спешка и вообще состояние неуверенности, сопровождающее творческие кризисы, очень чувствуются в этих произведениях. И все же они по-своему интересны - хотя бы как эксперимент.
«Сердца трех» тоже были экспериментом, причем совсем неожиданным - ведь это кинороман, а кинороманов никто прежде не писал. К кинематографу тогда вообще относились сдержанно, считая, что это, собственно, не искусство, а развлечение для простой публики. Мало кто сознавал, какие огромные .возможности таит в себе кино. А Лондон их почувствовал, как, например, и Маяковский.
Известно, что Маяковский сделал экранизацию «Мартина Идена» и сам сыграл в ней главную роль. К сожалению, лента не сохранилась, но по рассказам видевших ее мы знаем, что в фильме герой писал стихи, влюблялся и, пережив разочарование в любви, играл пистолетом, намереваясь покончить с собой. Последние кадры показывают героя стоящим на подоконнике: окно распахнуто, далеко внизу огромный город, и человек делает решающий шаг - в пустоту, в неизвестность.
Для читавших «Мартина Идена» такое переложение романа на экране выглядит несколько наивным, схематичным. Однако Маяковский, видимо, воплотил главное, ради чего был написан роман: преследующее художника чувство невозможности примириться с пошлыми буднями, жажду бунта, даже если бунт приведет к катастрофе. А наивность в немалой степени была неизбежна - искусство кино делало самые первые шаги, и приходилось ограничиваться приемами, которые мы теперь найдем прямолинейными.