— Разве рисовать портреты не самое сложное?
— Нет, — замотал он головой.
— Почему?
— Потому что я понимаю лица.
— Как это?
— Все лица вокруг — это я. Я их понимаю.
— А пейзажи?
— Пейзажи — это природа.
— Ну и?
— Я боюсь природы, Рафаэль.
Я остановился посреди тротуара, не в силах сдержать изумления. Как такое возможно? Как можно бояться холмов, тропинок, деревьев, папоротников?
— А я, наоборот, ее люблю.
Мы нерешительно обменялись взглядами. Никогда раньше, оставшись вдвоем, мы не обнажали друг другу души.
— Слушай, — сказал я, — пошли отсюда!
Он согласно кивнул. Будем считать, Камилле сегодня не повезло, купим ей фильмы в другой раз. Мы отправились в Люксембургский сад и, усевшись на первую попавшуюся скамейку, продолжили беседу. Я до сих пор считаю тот полуденный час, проведенный в саду с Лео, одним из самых счастливых моментов в моей жизни. Я забыл о себе, о надоевших лекциях, о матери, постоянно отчитывавшей меня, о темных делишках, творящихся в студии близнецов, об Анне, которую к тому времени я уже повстречал, но еще не познакомил с ними, о будущем. Впервые Камилла ушла на второй план, — ну и пусть ругается, что мы оставили ее без фильма, мне наплевать, мои мысли были не о ней и даже не о сидевшем напротив Лео. Я просто пытался понять, что скрывается за выражением «понимать лица», а он пытался мне растолковать.
За несколько минут он успел назвать с десяток имен художников, о которых я понятия не имел и чем был невероятно поражен. Почти все время я проводил бок о бок с Лео и не догадывался о том, насколько сильна его страсть к рисованию и насколько широк его кругозор. В музеях он обычно держался позади нас. Для меня поход в музей был обычной прогулкой, мне просто нравилось быть рядом с Камиллой, и мы переходили из зала в зал, подшучивая над посетителями.
— А почему ты не любишь рисовать в цвете?>;— спросил я.
— Цвет — это лишнее, он мне мешает.
Я долго переваривал услышанное.
— Может, тогда тебе стоит рисовать комиксы? Я видел такие, черно-белые. В них один тип рассказывает историю своего брата, страдающего эпилепсией.
— «Вознесение высшего зла», да, знаю. Хорошие комиксы. Но там герой рассказывает о своей жизни. Я же не вижу свою жизнь, Рафаэль. Я вижу только лица.
Он считал, что каждое лицо несет на себе отпечаток добра и зла, а также все оттенки чувств между ними, а ему нужно было уловить, как распределяются эти силы, уничтожают или дополняют друг друга.
— А в лице Нур ты тоже рассмотрел зло?
— Меня покорило изящество в чертах ее лица, а еще ее бесподобная улыбка, помнишь?