Анна, правда, не была блондинкой и носила одежду не ярко-желтых, а, скорее, приглушенных тонов, но как ей шло сравнение с бабочкой!
Вот только я совсем не подумал о ней, когда приглашал Поля в спортзал. Пока я давал ему необходимые разъяснения, где и когда мы встретимся, в моем сознании бабочка Анна сидела со сложенными крылышками на ступеньках, готовая в любую минуту расправить их и взлететь. И, может быть, я пересмотрел бы свои планы на вечер, не произнеси неожиданно Поль: «Так они все же сходили на бал?»
Черт побери! «Что ты хочешь этим сказать?»
Значит, все это время, пока я рассказывал ему о кендо, описывал, как театральный художник, интерьер со всеми деталями: мечами, костюмами, шлемами, такими же великолепными, как экспонаты на стендах в музее, — все это время, что я расставлял на сцене героев, хвалил их силу и скорость, повторял их самые удачные высказывания, упоминал, словно мимоходом, их профессии, марки автомобилей, страны, которые они посетили, в общем, всё, что делало таким притягательным мир взрослых, — а в завершение собирался преподнести сюрприз — живую легенду, нашего японского учителя, Поль, хоть и слушавший меня, ни на мгновение не забывал о своем вопросе. Ни рукопожатие министра, ни моя великолепная сценография не смогли отвлечь его.
«Ну, насмешил!» — воскликнул я. «Почему?» — «Ни с того ни с сего ты вдруг вспоминаешь о Лео с Камиллой!» — «Но ты же сам заговорил о Бале колыбелей!» — «Ну и что?» — «Ничего!» И вдруг я осознал, что его фраза: «так они все же сходили на бал?» — была, скорее, не вопросом, а утверждением, простым замечанием, равноценным кивку головой — «ах, вот как», вежливой реакцией, показывающей, что вы слушаете собеседника.
«Да это же было два года назад!» — сказал я. «Знаю, — ответил Поль, — но они туда вернулись». — «Куда туда?» — «На Бал колыбелей, они были приглашены со своими родителями». — «Как ты это узнал?» — «Через Интернет, старик, я сделал копии фотографий, сегодня вечером принесу, пока, до скорого». И он направился к метро, покачивая из стороны в сторону широкими плечами (каким до боли знакомым мне было это покачивание!), и в такт его шагам (а вот это уже было что-то новое) покачивалась рука, сжимавшая кейс.
Мои ноги приросли к земле, эйфория испарилась, а я ощутил приближение неминуемой катастрофы. Я не мог оторвать взгляда от кейса, такого непривычного в руке старого друга. В моем окружении не было принято носить их. Его кейс должен быть круглым, как мяч, а не черным и угловатым. Поль, милый Поль, подбрось его вверх, не волнуйся, я словлю его, сделай это, умоляю тебя, или все полетит к черту. Поль, уже входивший в метро, вдруг повернулся и крикнул мне, размахивая кейсом: «Пуз-пуз-пуз, я клянусь, Раф!» — «Пуз-пуз-пуз, я клянусь, Пауло!» — закричал я в ответ, и он скрылся в толпе.