Наш скромный ужин подходил к концу. «Не знаю, что завтра надеть, — вздохнула мамаша, — надо хотя бы блузку погладить». Неужели, подумал я, она вздыхает из-за появления на горизонте Бернара? Раньше я не замечал, чтобы она гналась за модой, ее гардероб умещался в небольшом узеньком шкафу, и никаких стонов по этому поводу я от нее никогда не слышал. «Давай я сам поглажу, мамуля, — сказал я, — и посуду тоже помою, а ты отдыхай». Грусть все никак не могла покинуть мое сердце, да, моя мать была единственным столпом нашей жизни, если она дрогнет, что с нами будет? «Спасибо, сынок», — улыбнулась она, что меня еще сильнее встревожило — у меня гораздо спокойнее было бы на душе, ответь она в своем духе, возразив, как обычно: «Да ты что, займись лучше уроками» или «Я не для того растила тебя, чтобы ты мне прислуживал», или «Ты так добр, но лучше я займусь этим сама, так быстрее получится». Я пошел за гладильной доской, а мамаша, приняв таблетку аспирина, влезла с ногами на стул и затянулась сигаретой (опять-таки, наверное, из-за Бернара, который своей толстой сигарой вернул ей вкус к курению), пар на кухне уступил место табачному облачку, не менее успокаивающему, и я впрягся в глажение — гладить, так гладить всё. Я умел делать и это, и готовить, и заниматься мелким ремонтом по дому, и возиться с нашим крошечным садиком, — в общем, многое умел для шестнадцатилетнего мальчишки, вы не находите? Мой психоаналитик ободряюще и одобряюще покачивал головой: давай, мой мальчик, как же ты растешь в своих глазах, старайся, ты на правильном пути!
В общем, мы с мамой были на кухне, — она, вытянувшись на стуле в облаке дыма, я, методично водя взад-вперед утюгом в облаке пара, как вдруг раздалось тихое тук-тук в окно. Приподняв короткую кружевную занавеску, я увидел два лунообразных лица, маячивших в темноте — Лео и Камилла. Значит, это было в тот вечер, когда мы ужинали у Дефонтенов, а не тогда, когда поссорились с матерью. В моем рассказе события временами путаются, одни моменты, словно магниты, притягивают другие, и это притяжение сильнее моих потуг соблюсти хронологический порядок, стоит вытянуть одну нить из клубка, как тут же нужно вытягивать вторую. Что вы там говорили? «Хронология важна в жизни, но не в этом кабинете, продолжайте, Рафаэль». Итак, я продолжаю, месье.
Я пошел открывать дверь. «Вы знаете, который час, что случилось?» — «Мы просто хотели зайти, чтобы пожелать вам спокойной ночи», — ничуть не смутившись, объяснили они. В Бурнёфе после полуночи не принято стучать в дверь к соседям без уважительной причины, а если уж кто-то стучит, то причина у него более чем уважительная. «Моя мать устала», — только и смог произнести я, а они: «Знаешь, Бернар уехал, бабушка расстроилась, а дедушка ее успокаивает, вот мы потихоньку и улизнули через черный ход». Значит, и у них тоже гремят семейные грозы. «Входите!» — крикнула мама. В нашей кухоньке едва нашлось место, чтобы поставить для них стулья, а я вновь взялся за утюг, бормоча про себя: «Ладно-ладно, пусть смотрят, пусть видят, как тут живут, пусть это они себя глупо чувствуют, да, я глажу, я мастер глажения, я чемпион по созданию идеальных складок, я не только женские блузки, но и тряпочки-ухваты поглажу, смотрите, какой безупречный квадрат, вот так, ангелочки, сражены наповал, у вас этим слуги занимаются, а здесь все по-другому, мои милые».