— Единственно верном пути, — повторил Бам совершенно автоматически.
— Моя дочь по возрасту невеста… Я не утверждаю, что она идеал красоты… Бедняжка стала жертвой случая, немного обезобразившего ее… но я полагаю, что это вас мало интересует…
— Очень мало, это правда, — ответил Бам, который даже не слышал сказанного.
— Итак, это дело решенное… В тот день, когда вы передадите мне бумаги Тиллингеста, мы подпишем одновременно и деловой договор и брачный контракт.
Бам, находившийся в течение нескольких минут в состоянии полного оцепенения, наконец–то пришел в себя. Стоять рядом с Меси, быть финансовым королем — чего еще мог он желать? Что мог бы дать ему план умирающего Тиллингеста? Несколько тысяч долларов, добытых ценой бешеной работы, напряжения, даже, может быть, опасностей. Здесь же можно идти прямой
дорогой. Дорога гладкая, цель достигается с первых шагов…
— Теперь моя очередь, — сказал Меси, — спросить, согласны ли вы? Решились ли вы сразу стать и моим компаньоном, и зятем?
Бам понял, что малейшее колебание может навсегда испортить успех предпринятого дела. Согласиться было бы безумием, потому что, с одной стороны, он не мог отдать Меси бумаги Тиллингеста, а с другой — брак с Эффи мешал предлагаемому союзу.
Но Бам ответил:
— Я согласен.
— Отлично, — сказал Меси и протянул ему руку. Бам протянул свою.
— Когда мы увидимся? — спросил Меси.
— Через два дня… Мне нужна эта отсрочка…
— Как вам будет угодно, — сказал банкир. — Через сорок восемь часов в моей конторе…
— Через сорок восемь часов!..
Меси ушел первый. Выходя, он обернулся и, улыбаясь сказал:
— Признайтесь, вы ведь не очень сердитесь на нас за то, что мы повесили вашего отца?..
15. Кломп переходит от теории к практике
Поздний вечер. Улица Губерта. Она узка, зловеща и печальна, как и дела, свидетелем которых она постоянно является. Это улица порока, преступлений и притонов. Гудзон расположен так близко, а воды его так надежно хранят свои тайны…
На этой мрачной улице стоит не менее мрачный дом. Это ночной приют с почасовой оплатой. Там можно не только найти убежище на ночь, там можно и затеряться. Навеки.
Его называют Красным Домом. Само название сочится кровью. Имя хозяина не известно. Его так и называют: "Хозяин". Под домом — огромный подвал со столами и скамьями, ножки которых прочно вмурованы в пол. У дальней стены — небольшое возвышение из грубых досок.
Как в харчевнях старого Парижа, каждый, кто вздумает, выходит на эту импровизированную сцену, чтобы спеть или станцевать что–нибудь по своему выбору или по просьбе зрителей. Там раздаются непристойные песни и рассказы на особом воровском наречии, непонятном для непосвященных.