— Там я увижу вашу фамилию, смею думать?
— Владельцем будет фонд 'Наука — развитие'.— Отрицательно качнул тот головой. — А уже его владельцем — офшор на Кипре. Так что, даже обратись вы в полицию, мало чего добьетесь. А вот к вам уже будут вполне определенные вопросы, ведь принимать деньги от заграничного предприятия, пусть даже опосредованно...
— Вы смеете мне угрожать? — Прошипел ректор.
— Ни в коей мере, — поднял руки юноша, отмахиваясь от обвинения. — Я уже говорил: все, что я хочу — завершить обучение.
— Так шли бы к этому вашему Овсянову, век бы его не видеть! — Хлопнул он рукой по скатерти.
— Как оказалось, документы о присвоении диплома могут быть только с вашей подписью.
— И что будет, если я не подпишу? Вы станете шантажировать меня своим фондом?
— Александр Ефремович, слово даю — никакого шантажа. — Приложил Самойлов руку к груди. — Ни шантажа, ни денег, ни квартир, ни машин, каждая из которых в найме у фонда. Ведь это было так удобно — переложить налоги и ежемесячные платы на фонд.
— И вы говорите, не шантажист? — Иронично хмыкнул Ферзен, которого новость о лишении привычного жилья кольнула тоской даже через ярость и гнев на молодого наглеца.
— Всего лишь, мне больше незачем будет вас добровольно поддерживать. Все эти расходы, ремонты университетских корпусов, оплата самолета...
— Самолет — княжеский! — Ухватился ректор.
— Александр Ефремович, — укоризненно глянул на него взгляд необычных темно-синих глаз. — К чему слова? Самолет уже сегодня перестанет вас принимать. И не следует на меня смотреть столь гневно. Да, парад роскоши последних пяти лет завершится, но я же не забираю у вас ничего лично вашего, верно?
— Я ничего не подпишу, слышите?! — Заставив себя не думать о том, что станет с единовременно выкинутыми из домов преподавательскими семьями, и какой разразится скандал, произнес ректор. — Катитесь к черту со своим фондом!
— То есть, 'спасибо' за эти пять лет мне тоже не услышать, — вздохнул Максим Самойлов. — Не мое это — хорошие дела.
— Вы нас обманывали все эти годы!
— Меня бы кто так обманывал... Александр Ефремович, приношу извинения. Жаль, что разговор не задался. Признаюсь, совсем не хотел вас волновать и уж тем более, испытывать столь сильные эмоции. Вашей дочери вовсе не понравилось бы, случись что с вами. — Сложив бумаги обратно в папку, приподнялся парень из-за стола.
— Стоять! — Рявкнул Ферзен, стукнув кулаком по столу. — Что ты там сказал про мою дочь, щенок?!
Сейчас он был даже не главой вуза, а зверем куда страшнее — любящим родителем.