Тотчас один из людей бросил свою чашку, поднялся и тихими шагами приблизился к Шарлю. Увидя его с открытыми глазами, он сказал одно слово своему товарищу, который встал и бегом бросился вон. Бюсси с некоторым беспокойством смотрел на человека, стоявшего перед ним. Нагой, даже без лоскутка вокруг бедер, страшно худой, с высохшей кожей, темной, как дубовое дерево, с длинными ляжками и острыми локтями, индус имел странное сходство с огромной саранчой. Между тем он был молод. В его исхудалых чертах, в его растрепанных волосах выражалась такая покорность и такая печаль, словно над ним тяготело какое-то непоправимое несчастье. Глаза, слишком большие для этого худого лица, светились умом. Индус молчал и, казалось, ждал, когда заговорит раненый; но маркиз продолжал безмолвно рассматривать его. Тогда человек быстро обернул правую руку белым полотенцем, открыл стоявший на земле сундук и вынул оттуда серебряный кубок.
— Господин! — сказал он. — Соблаговолишь ли ты выпить этот напиток?
Но прежде чем начал говорить, он поднес ко рту дощечку, привязанную на веревочке у пояса, так что образовалось нечто вроде заслона между молодым человеком и якобы отравленным дыханием индуса. Мысль о питье объяснила раненому причину его страданий, которой он не мог понять: то была страшная жажда.
— Да, да! — сказал он.
Человек, у которого виднелись только глаза из-за грязной дощечки, протянул ему издали кубок.
— Помоги же мне! — воскликнул Бюсси, которому трудно было подняться.
Тогда глаза, смотревшие на него, приняли необыкновенное выражение: в них как будто пронесся вихрь, в котором радость смешивалась с удивлением и ужасом. Но то была только искра, которую погасила тупая покорность. Человек бросился поддерживать раненого с нежностью кормилицы. Тем не менее, пока последний пил, он отвернул от него голову, насколько мог, и даже закрыл глаза. Этот напиток показался Шарлю божественной амброзией. То была смесь снега, меда и сока незнакомых плодов, — душистое прохладительное питье, которое облегчило изжогу в горле. Глотнув его, раненый со вздохом облегчения опустился на подушки.
Бюсси хотел расспросить это странное существо, поведение которого в высшей степени удивляло его, как вдруг оно распростерлось на земле. Вошли два новых лица: один большой, полный величия, с проседью, в белой одежде, стянутой у пояса серебряным шнурком; другой бледный, с чалмой на голове, с густыми черными усами, одетый в богатую пару, затканную узорами, в которых преобладал зеленый цвет. Первый был брамин, второй — могольский доктор. Оба подошли к раненому. Брамин сел у него в ногах, на кучу ковров и подушек, из которых была сделана постель; а доктор развязывал рану.