Завоевание рая (Готье) - страница 181

— Но два глаза неба, золотой и серебряный, узнали и выдали тебя.

— Тогда взбешенный Вишну отрубил тебе голову, и она катится в пространстве, далеко от твоего тела.

— И ты постоянно преследуешь тех, кто выдал тебя, чтобы отомстить, пожрав их.

— Сожги ему язык, Чандра, разлей по его нечистым деснам такой едкий яд, чтобы ужасный Раху принужден был убежать, воя от боли и снова выкинув тебя в небо.

Когда настала полная тьма, шум еще увеличился, крики усилились, кимвалы и барабаны бешено звенели и стучали.

Но вдруг этот шум покрыл сильный голос, который напоминал рыканье чудовища, пожиравшего луну. Горизонт осветился — и красные, как раскаленные уголья, шары просвистели в воздухе: французы обстреливали маратский лагерь.

Поражение было полное. Суеверный страх сменился более ужасным состоянием оцепенения, которое лишило этих полунагих, затерянных в темноте людей всех способностей. Они даже не знали, в какую сторону бежать, благодаря беспрерывной пальбе, которая окутывала их облаками дыма. «Вдыхали только дым и огонь», — говорили они впоследствии.

Когда Раху изверг снова луну, она осветила французские штыки на том месте, где только что был лагерь. Мараты, которые еще занимали его, были убиты или взяты в плен, все остальные разбежались. Балладжа-Рао, в одной рубашке, спасся только благодаря лошади, которая попалась ему на пути и на которую он вскочил.

Эта победа, разбивавшая старинную славу маратских воинов, погрузила их, может быть, в первый раз, в мрачное уныние, и когда Балладжа-Рао понял, что французский генерал не расположен был отдыхать, а продолжал свой поход на Пуну, он предложил мир.

Бюсси охотно согласился. Горя нетерпением увидеть Салабет-Синга, до которого до сих пор не мог добраться, он решил сам переговорить с царем о мире. Оставив командование Кержану, он повернул к лагерю субоба, который, по обыкновению, представлял из себя целый походный город.

Когда маркиз вошел в царскую палатку, Салабет быстро вскочил и бросился к нему.

— Ах, Газамфер! — вскричал он. — Твои победы над маратами составляют венец нашей славы! Счастлив царь, у которого есть такой защитник; охраняемый твоей рукой, он может не бояться судьбы.

— Не будем говорить обо мне, — сказал взволнованный Бюсси. — После всех милостей, которыми ты меня осыпал, я должен просить у тебя на коленях прощения, что не сумел разгадать такое сердце, как твое.

— Так, значит, ты наконец любишь меня? — вскричал царь, в порыве очаровательной доброты раскрывая свои объятия маркизу. — Вот эта моя самая большая победа! Ты не знаешь, как ты заставлял меня страдать и как мучительно было для меня принимать все от человека, который ненавидит меня. Знаешь ли, что я готов был отдать мое царство, чтобы растопить этот лед, который виднелся в твоем взгляде, и заставить заблистать в нем горячий луч дружбы, который светится сегодня. Злой, ты не понял, что я знал твою тайну и что я был счастлив, что мог наконец выразить мою признательность жертвой, достойной тебя.