— Ах, гордость говорит в тебе громче любви! Твое поведение достаточно доказало это, — вскричала принцесса в отчаянии. — Она так же горда, и вот это-то губит вас обоих. Она была слишком горда, чтобы оправдываться, когда ее несправедливо подозревали, и сумела скрыть свое горе и ужасный замысел, который она лелеяла под непроницаемой маской.
— Ах, Лила! К чему ты, такая правдивая? Разве ты не писала мне, что брамины заставили ее поклясться, что она погубит меня?
— Разве я говорила это? Я очень жалела об этом письме, написанном в минуту безумия. Я тебе посылала другие письма, несмотря на запрещение царицы, но посланные были остановлены. В чем поклялась, я узнала позже: она отреклась от тебя, если ей взамен поклясться не покушаться на твою жизнь. Панх-Анан говорил, что ты осужден, но что она может спасти тебя этой ценой. Он поклялся, бесчестный, что пощадит тебя, а в эту самую минуту он влил тебе яд.
— Ах, я не могу больше верить, я не хочу слушать! — говорил маркиз, отворачиваясь от нее. — Может быть, ты тоже хочешь обмануть меня.
— Теперь он во мне сомневается! — бормотала принцесса. — Он колеблется! В таком случае, все погибло!
Уже несколько времени, как Арслан вошел, и Наик радостно показывал ему на вновь прибывшую.
— Она приехала из Бангалора, — сказал он, — привезла спасение.
— Но этой бедной женщине дурно! — вскричал Арслан, бросаясь к Лиле, чтобы поддержать ее. — Разве вы не видите, что она шатается от усталости?
Он довел ее до дивана, где принцесса упала без чувств. Все стали ухаживать за ней, а Арслан старался влить ей между стиснутых зубов несколько капель подкрепляющего напитка.
Придя в себя, Лила быстро встала и с ужасом посмотрела вокруг.
— Мне было дурно? — спросила она. — Долго я пролежала?
— Мы с большим трудом привели тебя в чувство, — сказал Арслан, продолжая стоять на коленях на ковре.
— Ах, проклятая слабость! — вскричала она, ломая руки. — Все уже будет кончено, теперь слишком поздно! Дорога смертельно длинная! Но не все ли равно, раз он ее не любит!
— Лила! — вскричал Бюсси, бросаясь к ее ногам. — Не богохульствуй.
Но она осторожно оттолкнула его.
— Несчастный! Так, так-то ты любишь! — продолжала она. — А я, безумная, судила о твоем сердце по моему и только тебя призывала в своем отчаянии; я, которая из своей любви делала пьедестал твоей и умерла бы, не жалуясь, только бы вы были счастливы — она и ты! Напрасно прошу у тебя помощи, проскакав все пространство день и ночь, не жалея себя, не стряхивая даже пыли, которая ослепила меня. Я скакала без передышки к этому герою, к этому непобедимому, который один мог спасти нас. И когда я приезжаю, разбитая, поддерживаемая только надеждой, он меня отталкивает, колеблется, боится за себя! Ну, хорошо же, раз ты не хотел спасти царицу, так иди, посмотри, как она умирает! — вскричала она душу раздирающим голосом, разражаясь рыданиями.