— Наверное, ты права, — Саша вздохнула. — И если серьезно, то я сейчас, пожалуй, не так уж нуждаюсь в отце. Главное, ты рядом. Хотя я бы не возражала, если б он остался с нами. — Она помолчала некоторое время, решаясь. — Только мне очень трудно представить, что мои мама и папа не любят друг друга.
Аня отвела глаза. Давно не любят друг друга.
Наверное, она сама еще в далекие времена положила конец этой любви. Медленный, но неумолимый конец. Она ни о чем не рассказала Алешке, бережно хранила свою тайну, ставшую еще более запретной и значительной после рождения Никиты, чем навсегда лишила их отношения честности, искренности и откровенности. Она любила Алешку как отца своей дочери, но никогда не забывала и другого, никому не известного отца своего сына. Одно существование Никиты служило вечным напоминанием о нем, Аня постоянно ощущала присутствие Богдана, потому как не в силах была не замечать знакомые глаза, черты лица, мягкие волосы и, конечно, голос — удивительный теплый голос, делавший невероятно реальными давние призраки памяти. И это тоже стало началом конца.
Видя рядом Алешку, Аня могла думать о другом пусть без прежней любви и страсти, но постоянно, незаметно для себя изменяя мужу, молчаливо, нежно и трепетно заботясь о чужом ребенке.
Она привыкла к постоянному присутствию Алешки, он стал необходим ей.
Особенно остро Аня почувствовала это, когда потеряла его. Пусть они уже не любили, они не были равнодушны друг к другу, они породнились, сблизились, дополнились, и даже когда однажды поняли, что в своей терпеливой привычности зашли в тупик, им оказалось больно отрываться друг от друга. Алешку спасла новая любовь. А ее?
— Мам, давай уедем отсюда.
— Уедем.
Отчего же не уехать, если с этим местом больше ничего не связывает? Кругом жалкие развалины, подточенные червями неискренних лет, и нет сил и желания их восстанавливать.
Бросить! Все бросить!
И пусть ее встречает город, в котором когда-то и возник смерч, разрушивший ее дом. Теперь она не боится в него ехать.
Она знает: у нее уже не дрогнет сердце, когда она сойдет с поезда и ступит на его землю.
Алешка действительно не возражал.
— Конечно. Переезжайте. Это же и твой дом. Баба Сима так любила тебя. Она была бы рада.
Он забывал про многозначительность и многоплановость ситуаций, невольно придавая словам странный смысл.
— Переезжайте. Мне кажется, тебя всегда привлекал этот город.
— Привлекал? — Аня растерялась, опять непроизвольно Алешка играл значимостью слов.
— Да. Ты как-то по-особенному собиралась, когда мы ездили туда с детьми.