И Кала начала танец, который как бы раскрывал во всей полноте рагу, только что сыгранную Байджу.
— Махараджа прав, — сказала Мриганаяни подруге так, чтобы слышали рани. — Истинное искусство в том и заключается, чтобы о великом сказать кратко. Небольшой, но острой стрелой быстрее убьёшь тигра, чем огромной каменной глыбой.
Суманмохини презрительно засмеялась. Остальные рани хотели последовать её примеру, но, взглянув на Мриганаяни, не решились.
— Я тоже научусь танцевать, — прошептала Мриганаяни.
— Научиться всему можно, было бы только желание! — ответила Лакхи.
Как только Кала кончила танцевать, все восемь рани простились с Мриганаяни и Лакхи и в сопровождении служанок отправились в свои покои.
Тут Мриганаяни заметила на полу золотой браслет Суманмохини, подняла его и вдруг ощутила непреодолимое желание забросить его подальше. Но в этот момент Ман Сингх, который остался в зале один, повернулся в её сторону, сложил руки в знак прощания, как того требовали приличия, и вышел. Снизу не было видно, есть кто-нибудь наверху, за решётчатыми окнами, или нет. Однако Мриганаяни обрадовалась, решив, что раджа попрощался только с нею. Она совершенно забыла про браслет и вспомнила о нём, лишь когда пришла в свои покои. При виде браслета её охватил гнев. Она швырнула его в нишу, сделанную высоко в стене, и легла в постель.
«Кто она такая, эта старшая рани! Что в ней хорошего, одно лицемерие и ханжество! Это она надо мной смеялась, а у остальных семи совсем нет чувства собственного достоинства, во всём подражают ей! Ну и пусть! Всё равно махараджа принадлежит мне одной! В нём — моя жизнь, моё счастье! А как тонко разбирается он во всём! Придёт время, и я стану достойной его!
Тогда уж я посмеюсь над этими рани! Тигров и буйволов не боялась, так уж их подавно но испугаюсь!.. А какие у нас в деревне поля! Какой замечательный лес!.. Мачан, рисовое поле… В лесу попугаи, павлины… Летают, разгуливают… В руке у меня лук… Лёгкий ветерок обдувает мачан… А я ною!.. Я буду петь, как Байджу, или ещё лучше… Да… да… лучше…» С этими мыслями Мриганаяни уснула.
Жажда золота, крови и женщин, соблазнительная надежда основать своё собственное государство и желание распространить свою веру влекли патханских и тюркских завоевателей в Индию. Ещё при жизни они стремились обрести рай, который рисовало им воображение. Если бы индусы не были так заняты мыслями о загробном мире, если бы они расстались со своим пессимизмом и покончили с постоянными междоусобицами, ослабляющими их, чужеземцам ни за что не удалось бы утвердиться в Индии надолго: индусские раджи нашли бы в себе силу изгнать их из Индии. Но индусы не сумели дать чужеземцам отпора, и ко времени Шер-шаха