. — Мриганаяни подняла на раджу глаза, но тотчас же потупилась. Потом достала немного краски, помазала ею Ман Сингха, а он её.
Заключив Мриганаяни в объятия, Ман Сингх воскликнул:
— Ты моя богиня!
Вскоре Ман Сингх попрощался с Мриганаяни и ушёл в себе, в Ман-Мандир.
Солнце ещё не успело скрыться за горизонтом, и освещённый его лучами Ман-Мандир, казалось, соперничал в красоте с пейзажем. Искусно выполненные в камне банановые листья были изумительны и казались живыми. Подходя ко дворцу, Ман Сингх всё сильнее и сильнее чувствовал их очарование, и гордость за свой замысел и за мастеров, осуществивших его, переполняла сердце.
Вдруг он вспомнил неоконченную картину Мриганаяни.
«Накладывать краски можно сразу на обе её части. Любовь и искусство не мешают выполнению долга. Я буду укреплять государство и войско и по-прежнему заботиться об искусстве».
Было свежее весеннее утро. Наяк Байджу, следуя советам Ман Сингха и Мриганаяни, работал над тори.
А у входа в храм сидел Атал и перебирал струны вины.
В те времена многие жители Гвалиора увлекались музыкой и пением. Кому трудно было выучиться на вине, тот овладевал ситаром. Благодаря своей простоте, ситар стал любимым инструментом гвалиорцев.
Однако Атал не хотел учиться на ситаре и решил во что бы то ни стало овладеть виной. Вина у него была самая обыкновенная. Взяв у гуру несколько уроков, Атал решил, что этого достаточно, и, не замечая ни дня, ни ночи, старался воспроизвести на вине мелодии песен, которые пели вокруг или которые он слышал в родной деревне.
Атал был убеждён, что достиг огромных успехов. И ему захотелось показать своё «искусство» Байджу. Однако пригласить наяка к себе было не так-то просто. А самому без всякого приглашения явиться к Байджу Атал не решался. Однако выход нашёлся. Дом Байджу стоял у восточной стены крепости рядом с Сас-Мандиром и Баху-Мандиром. Окна его выходили на Баху-Мандир. Атал уселся в дверях храма и стал играть. В этом не было ничего удивительного, потому что в Гвалиоре теперь играли повсюду: в домах и на базарах, на улицах и площадях, в храмах и под сенью деревьев. Дошло до того, что даже ранним утром, направляясь, чтобы совершить омовение, к колодцам, прудам и озёрам, расположенным за городской стеной, гвалиорцы несли на плече вину или ситар и, как только выдавался свободный момент, принимались играть.
Атал с увлечением исполнял тарану. Он думал, что стоит только Байджу услышать, и он тотчас пригласит его к себе, и они — оба музыканта: один — гуру, другой — достойный стать его любимым учеником, — непременно подружатся.