Спастись от себя (Калинкина) - страница 129

Но в итоге Ксюхе пришлось не так уж плохо – она доживала свой век травницей, ведьмой, которую побаивались, а о прошлом ее все словно забыли – или она отвела всем глаза. Или так ужасно было ее уродство – все же ее пытались убить, но лишь искалечили, – что люди старались не задерживать на ней взгляд.

Но именно она сделала так, что по старой памяти Датчанина до сих пор никто не смел тронуть на Китае. И он до сих пор помогал ей иной раз, хотя она была почему-то убеждена, что именно он – главная причина ее несчастий. И помощь его принимала, бранясь и ворча. В свою очередь, правда, когда случалось ему сильно перебрать, помогала своими травками. Но, похоже, на остальных озлобилась всерьез.

«Интересно, а что было бы с Ксюхой, если бы тогда, в самую первую встречу, услыхав ее крик, я прошел равнодушно мимо?»

Странно все-таки, что в памяти его первым делом ожили самые давние воспоминания. От кого-то он слышал, что так бывает при склерозе – вспоминают то, что было двадцать лет назад, а вчерашний день не помнят. Вот он, например, все еще не мог понять, какая цепь событий привела его сюда. Зато, как наяву, услышал голос матери: «Саша опять на тебя жаловался». Саша – это был отчим. Вспомнил Сергей и запах нагретой солнцем пыльной травы в парке, где сидел, не желая возвращаться домой. И крики чаек, круживших у пруда.

Не было уже в живых ни матери, ни отчима. Да и чаек тоже не осталось. Но как ни безотрадны были эти воспоминания, последующие двадцать лет были еще тоскливее.

Потом он вспомнил девочку с точеным личиком, у которой в ушах качались сережки в виде морских коньков. Девочка выхаживала его, спасала.

«А я отправил ее к Ксюхе. Зря отправил. Ксюха – злая. Не так уж она виновата, она просто сломалась. Но девочку посылать к ней не надо было. Гад я, все-таки, только о себе думал».

Вспомнил он и имя девушки с оливковой кожей. Маша. Это она звала его Сереньким. Надо ее найти. И тут же он вспомнил, что ее больше нет. Застонал. Машу он угробил, это теперь было ясно. Нерешительностью своей угробил. И с той девочкой, Никой, обошелся плохо.

Он прислушался к себе. Попробовал пошевелить рукой. Он чувствовал невероятную слабость, но ум был ясным, на душе впервые за долгое время было спокойно. «Пусть прошлое хоронит своих мертвецов. А я, может быть, попытаюсь все-таки начать жизнь заново. Вот только с Никой нехорошо как-то вышло. Надо будет ее навестить, убедиться, что она в порядке, сказать спасибо. Если бы не она, я бы совсем пропал».


На следующий день к нему пришел посетитель.

– Привет, – сказал вошедший. – Ну, молоток! Мне как сказали, что ты в себя пришел, – я тут же все бросил, и сюда. Уж больно ты плох был – думали, не выкарабкаешься. Да нашего брата не так-то легко убить.