Ника задумалась: «Девочку-то я подобрала. А как же тогда естественный отбор? Зачем я вмешалась? Хорошей побыть захотелось, добренькой? Оправдаться перед тем, кому на меня плевать? Все-таки иногда бывает неуютно. Папа говорил: мы в ответе за тех, кого приручили. Получается, я в ответе за Мусю? Но она странная какая-то, смотрит на меня ночами, когда думает, что я не вижу. Неужели мне теперь всю жизнь с ней возиться, если однажды я ее спасла? А кто тогда в ответе за меня, папа? Похоже, ты, но ты дал себя арестовать – и теперь я осталась совсем одна. Ты обманул меня, папа, но я не сержусь».
Сначала ей казалось, что отца забрали ни за что, по ошибке. Но сейчас она начала припоминать какие-то смутные разговоры… Отец старался ограждать от опасных бесед дочь, не обсуждать ничего при ней, и все же краем уха удавалось ей иной раз уловить какие-то обрывки, слухи… Что-то о том, что и товарищ Москвин власть взял силой, устранив единокровного брата. И о том, что в случае чего у него даже наследника не останется. У него был сын. Ника помнила Леньку Москвина – заносчивого зеленоглазого, темноволосого подростка. Что греха таить, его взгляд не оставлял ее равнодушной. Между дочерьми партийной элиты Красной линии даже шло негласное состязание – кто сумеет его зацепить. Хотя все в глубине души были уверены, что дело это безнадежное, и даже если и удастся привлечь внимание Леньки, отец все равно выберет ему невесту сам. Да только вышло по-другому. Ленька, казалось, был озабочен совсем иными вещами. Ника запомнила его язвительным, вредным, словно он искал и ни в чем не находил смысла. А потом парень вдруг куда-то пропал. Никто ничего не знал, но слухи разные ходили. Поговаривали, что товарищ Москвин услал наследника на стажировку в Полис либо в Конфедерацию 1905 года. Шептались люди тайком и о вовсе несуразном: якобы генсек в гневе случайно убил строптивого сына, просто от народа это скрывают. Но вскоре пошли уж совсем странные разговоры: мол, на станциях Ганзы видели поразительно похожего на Леньку флейтиста, стройного, темноволосого и зеленоглазого, который развлекал народ за деньги. Успешнее опозорить знаменитого отца было просто невозможно.
Вскоре и Нике пришлось уйти с Красной линии, и с Ленькой с тех пор судьба их не сводила. Да и детская влюбленность в него тут же прошла, стоило ей мимоходом увидеть заглянувшего к красным зачем-то Датчанина, который вовсе не собирался ее приручать – он разбил ей сердце походя, ненароком, одним взглядом, сам того не желая и, кажется, даже не заметив.