Тренч так испуганно вскрикнул, что Ибрагим обернулся.
— Он умер?
— Нет, он жив, он жив.
Невозможно, сказал себе Тренч. Он отчетливо вспомнил Дюрранса, стоявшего у окна спиной ко всем. Он вспомнил телеграмму, которую Так долго читал получатель, что смутило всех, кроме Дюрранса. Он вспомнил и человека, объявившего о помолвке и об отставке. Но, конечно, это не может быть он. Звали ли девушку Этни? Она была из Донегола, это точно, и этот человек говорил об отплытии из Дублинского залива — и о пере.
— Боже правый! — прошептал Тренч. — Ее звали Этни? Да?
Но пока он не получил ответа. Он слышал только рассказ о глинобитном городке и невыносимом солнце, палящем над огромной пустыней, о человеке, который весь день лежал с замотанной льняной тряпкой головой и медленно добирался к нему через три тысячи миль, пока на закате не оказался рядом и, набравшись мужества, вошел через ворота. И после этого три слова пронзили Тренча как кинжал.
«Три белых пера». Тренч прислонился к стене. Именно он доставил то послание. «Три белых пера, — повторил голос. — Сегодня днем мы гуляли под вязами у реки Леннон — ты помнишь, Гарри? — только ты и я. А потом прислали три белых пера, и мир рухнул».
У Тренча больше не было никаких сомнений. Мужчина цитировал слова, которые, без сомнения, говорила эта девушка Этни, когда пришли три пера. «Гарри, — сказала она. — Ты помнишь, Гарри?». Тренч был уверен.
— Фивершем! — закричал он. — Фивершем! — он встряхнул лежащего в его руках человека и снова окликнул.
— Под вязами у реки Леннон...
Образ тронутой золотом зеленой тени, пронизывающего листву солнечного света захватили Тренча, как мираж в пустыне, о котором говорил Фивершем. Фивершем был под вязами у реки в тот день, когда прислали перья, а теперь он в «Доме камня» в Умдурмане. Но как, почему? Тренч задал себе вопрос и тут же получил ответ.
— Уиллоби забрал свое перо... — и на этом Фивершем оборвал фразу. Он бредил. Казалось, он куда-то бежал среди песчаных дюн, которые постоянно смещались и танцевали вокруг него во время бега, так что он не мог сказать, куда он бежал. Он устал до предела, и его голос в бреду стал жалобным и слабым. — Абу Фатма! — крикнул он, и это был крик человека, у которого пересохло горло и ноги подгибаются от усталости. — Абу Фатма! Абу Фатма! — Он спотыкался и падал, поднимался, бежал и снова спотыкался. И вокруг него глубокий песок громоздился пирамидами, образовывал длинные скаты и хребты и выравнивался с огромной скоростью. — Абу Фатма! — кричал Фивершем, и он начал спорить слабым, но настойчивым голосом: — Я знаю, колодцы здесь, близко, в пределах полумили. Я знаю, они здесь... здесь.