— Ты должен идти с ними, — сказал Тренч. В тот момент он не думал о себе, хотя ему пришлось бы прожить в тюрьме всю жизнь — до тех пор, пока ему разрешили бы спокойно лежать там, где он уже долго лежал; и без всякого отчаяния добавил: — Значит, наш последний шанс потерян.
— Нет, отложен, — ответил Фивершем. — Человек в синем принес мне бумагу, ручку и древесную золу, смешанную с водой. Он уронил их возле меня, когда я лежал на земле. Я спрятал их под джиббе, и прошлой ночью — она была лунной — написал торговцу-греку, владельцу кафе в Вади-Хальфе. Сегодня я отдал письмо. Он доставит его и получит деньги. Через полгода, самое позднее через год он вернется в Умдурман.
— Очень может быть, — сказал Тренч. — И попросит еще письмо, чтобы получить еще денег, и скажет, что через полгода или год вернется. Я знаю этих людей.
— Ты не знаешь Абу Фатму. До падения Хартума он служил у Гордона, а с тех пор служит мне. Он пошел со мной в Обак и ждал там, пока я был в Бербере. Он рисковал жизнью, появившись в Умдурмане. Через полгода он вернется, можешь быть уверен.
Тренч не стал продолжать спор. Он окинул бесцельным взглядом загородку и остановился на куче свежевскопанной земли в углу.
— Что они копают? — спросил он.
— Колодец, — ответил Фивершем.
— Колодец? — обеспокоенно переспросил Тренч, — и так близко к Нилу! Зачем? Что за нелепость?
— Не знаю, — ответил Фивершем.
Он и в самом деле не знал, но с ужасом подозревал причину, по которой рыли колодец на территории тюрьмы. Однако не хотел делиться своими подозрениями, пока его спутник не окрепнет достаточно, чтобы выдержать разочарование. Но через несколько дней его подозрения оправдались — всем объявили, что вокруг «Дома камня» построят высокую стену. Слишком много узников в кандалах сбегало на пути к Нилу, и в дальнейшем их круглый год будут держать за стеной, которую пленники сами же и построят из высушенных на солнце глиняных кирпичей. Фивершем работал вместе со всеми, и Тренч, как только смог стоять, присоединился к нему.
— Пропала наша последняя надежда, — сказал он, и хотя Фивершем открыто не согласился, но в глубине души пришел к тому же выводу.
Они ставили кирпичи один на другой и скрепляли их на шип. Каждый день стена вырастала на фут. Они собственноручно замуровывали себя. Когда они закончили, образовалась двенадцатифутовая стена, гладкая и прочная. На ее поверхности не было ни единого выступа, куда можно поставить ногу; её не сломать за одну ночь. Тренч с Фивершемом в отчаянии созерцали её. Даже пальмы Хартума теперь были спрятаны от их глаз. Днем ярко-синий квадрат, а ночью темно-синий квадрат, украшенный драгоценным серебром и сверкающим золотом, ограничили их мир. Тренч закрыл лицо руками.