— Порядок авторитарный и полицейский, при всем том!
— Авторитарный — несомненно, но не тиранический. Вокруг него много институтов — Законодательный корпус, Охранительный сенат, Верховный суд и Государственный совет, мнение которых он запрашивает. Я сопровождал его во время нескольких выступлений в Государственном совете, и видел, как он вступает в дискуссию…
— Возможно, — парировала графиня, — но решения принимает всегда только он.
— Кто-то же должен их принимать, мадам. Но не по воле каприза, а после размышления. То, что режим остается слишком полицейским, в этом я с вами соглашусь, мадам, а министр полиции — поистине дьявольская фигура. Однако мы не можем через пятнадцать лет после «Великого террора» игнорировать существование заговоров и Угрозы покушений!
— Совершенно не обязательно было расстреливать герцога Энгиенского вопреки всякому закону! — воскликнула герцогиня.
— Да, этого не надо было делать, я с вами согласен, мадам. Он, вне всякого сомнения, хотел дать гарантию республиканской общественности, опасавшейся скатывания к империи. Но ошибся с гарантией, или его обманули. Герцог Энгиенский не претендовал на трон. Два брата бывшего короля до сих пор живы.
Франсуа Бейль спросил себя, может ли он зайти дальше и высказать свои опасения насчет изменений, происходящих с императором с недавних пор: ослабления его военного гения, ухудшения физического состояния. Его собеседница в данный момент отрезана от мира и не имеет с ним никаких контактов, но ведь она вернется когда-нибудь в Петербург и может рассказать там о его откровениях. Лучше остановиться.
Графиня подметила, что он вдруг замолчал.
— Я вижу, для вас он до сих пор великий человек!
И с потрясающей интуицией добавила:
— А вы ничего не хотите сказать мне о его нынешнем состоянии?
— Я не видел его после Москвы, — ушел от ответа Бейль. — Но я вам больше ничего не скажу, ведь я не забываю, что мы все-таки противники в войне!
— Я не ваш противник, — отозвалась графиня Калиницкая ироничным тоном, — я ваш недруг!
И она отодвинула стул, чтобы встать из-за стола. Франсуа Бейль поступил так же, бросив последний взгляд на обстановку столовой: скатерть из белого дамаста, приборы с фамильным вензелем, серебряные подсвечники на витых ножках, свечи из зеленого воска.
Все это казалось нереальным, словно картина из мира, наслаждавшегося последними часами существования, прежде чем рухнуть в бездну разрушения. У него защипало в глазах. Только без сентиментальности, оборвал он себя. И вышел из комнаты.
Графиня Калиницкая ждала его.
— Я провожу вас, — сказала она. — Уже поздно, а вы, я полагаю, начинаете заниматься вашими военными делами с рассветом!