Лепила-2 (Шпыркович) - страница 54

       Прикупив пару килограмм свежайших помидоров, кочан салата, огурчиков, еще того -сего по мелочи, я уже предвкушал , какой забацаю салат. И пускай Жванецкий давится своим творением ( все то он туда добавил - и сметану, и майонез, одеколону только не налил), я пришел домой. Только стал мыть овощи - звонок.

       -Дмитрий Олегович, за вами машина приедет, вам уже позвонили?

      - Нет, а что там у вас?

      - У нас здесь огнестрельное ранение, трудное.

      - Ладно, приезжайте, собираюсь .

       Уже во время этого звонка запиликал и мобильный. На связи была Маринка.

      - Дмитрий Олегович, у нас здесь сложная ситуация, поможете? Я бы Сергея Николаевича попросила, как заведующего, а он уехал, не дозвониться.

      - Конечно, помогу, мне уже позвонили. Что там, огнестрел? Тяжелый?

      - Достаточно тяжелый, к тому же это ребенок.

      Хоть и опытный кадр, а все же страхуется , ну наверное, и правильно.

      За окном послышался сигнал " Скорой". Что бы там ни было, через пять минут увижу сам. В общем-то, вариантов не так много: либо пацаны что-то нашли и "удачно" в костер бросили, а может развинтили, либо те же пацаны, но более продвинутые, что-то сгородили, типа "поджиги" либо самопала.

      Ну, так и есть, молодец, Дмитрий Олегович. Огнестрельное ранение было у ребенка лет 7-8. Входное отверстие - в верхней части живота. Выходного нет. Ребенок был декомкомпенсированным, давление держал слабо, судя по всему, стреляли в него из чего малокалиберного. По крайней мере, "белых куполов кишок" видно не было. Срочно надо было поднимать давление и оперировать - входить в брюшную полость, устранять повреждения внутренних органов. В фильмах "про войну" и "про бандитов" все сводится обычно к тому, что "надо удалить пулю!", что обычно какой-нибудь лихой эскулап и делает в полевых условиях. И ладно еще, если он ее достает из руки или ноги - сплошь и рядом отважные медики лезут в брюшную полость, грудную клетку и чуть ли не в череп. После чего, полюбовавшись на зажатую в зажиме, а то и в собственных окровавленных пальцах данную пулю, небрежно швыряют ее в лоток, дабы она приятно там звякнула. Полив рану спиртом либо самогоном, лекарь моет руки, цедя сквозь зубы: "Жить будет". Иногда при этом даются советы околомедицинского характера : "не давайте ему пить", " строгий постельный режим и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ТРОГАТЬ ПОВЯЗКУ!", от которых угорают от смеха реальные хирурги и реаниматологи. Режиссерам и невдомек, поди, что делая упор на извлечении пули они строго следуют установкам медицины - двух- а то и трехвековой давности. Вот тогда этому придавалось действительно огромное значение - считалось, что именно от отравления свинцом пули человек и помирает в конце концов. В большинстве случаев за "отравление свинцом" принимали перитонит, неминуемо развивавшийся после повреждения кишечника. История медицины - вообще, штука странная, и дорога, по которой она шла, в точности соответствует словам песни "семь изгибов на версту". Чего стоит хотя бы установка, по которой рана ОБЯЗАТЕЛЬНО должна была загноиться - без этого, считалось, выздоровление невозможно. В силу такой (официально преподаваемой в тогдашних университетах), точки зрения тогдашние лекари добросовестно втирали в раны навоз ... Наверняка многие из них высмеивали " шарлатанок" - деревенских бабок, стремившихся перевязывать раны чистыми тряпками, промывать их раствором ромашки, и даже (о дикость! о не заканчивавшая Сорбонны тупая серая масса!) класть в эти раны хлебную закваску с каким-то примитивным подобием пенициллина.