– Знаешь, что тебя портит? – спросил портрет, продолжая, видимо, ту речь, начало которой я слышал на лестничной площадке. – Начитанность, вот что. Ты же, вместо того чтобы по-людски, по-соседски посидеть с человеком, поговорить…
Тут он, видимо, поймал взглядом мое движение, свидетельствующее о том, что я собрался его перебить, и хрипло заорал:
– И что с того, что мертвый?! И с мертвыми говорить надо, мертвые тоже люди! Да тебе что мертвые, что живые – ты не видишь никого, не слышишь… И всему объяснения знаешь. Ну скажи, Булгакова вспомнил? А как же. Гоголя? Конечно. Даже и Джойса, интеллигент хренов, сюда же приплел… И ведь приличный человек, ученый, а начитался за жизнь беллетристики в журналах, крыша и поехала… Тьфу!
Он вполне материалистически плюнул в мою сторону, после чего краски пошли струпьями, как бывает с плохими красками даже на нестарых холстах, и осыпались почти полностью. Безо всякой причины перекосился подрамник, и от него отвалилась планка. Тут же в еще отчасти сохранившемся центре изображения появилась дыра. Хриплое бормотание возобновилось, но стало совершенно неразборчивым…
* * *
Понимая, что портрет совершенно прав, я наутро приступил к борьбе с болезнью.
Для начала я перечитал все, о чем говорил мертвец. Прислушался к себе – нет, ничего страшного и необъяснимого, обычная литература, ну пусть хорошая.
После этого я попытался попасть в соседнюю квартиру днем. Из затеи этой ничего не вышло.
И тогда я просто все забыл. Ну, почти забыл.
* * *
То есть я вернулся на работу. Нельзя сказать, что там ждали, но место среди пузатых злобных стариков и костлявых тридцатилетних хамов нашлось сразу, а черная униформа у меня сохранилась – не успел сдать. Жизнь сразу установилась однообразная, размеренная сменами. Сон не наладился, алкогольная бессонница излечивается только вместе с алкоголизмом, то есть никогда. Но шум за кухонной стеной утих, и причин по ночам захаживать к покойному соседу больше не было.
Тем более что жизнь шла своим чередом, и у соседской двери стали накапливаться мешки цемента, пластиковые упаковки шпаклевок и прочей строительной дряни, из чего следовало, что ушлый домоправитель квартиру «на баланс» принял и уже вот-вот начнет евроремонт.
Так прошла еще неделя, и однажды я вдруг как-то понял – именно не подсчитал, и не вспомнил, и не почувствовал даже, а именно понял, что завтра будет сорок дней, как помер сосед-то мой.
* * *
Едва я это понял – а дело было поздно вечером, я ужинал обыкновенным образом, – как за стеною раздался не то чтобы стук, но и не шорох, а так, вроде бы шаги человека в домашних тапочках, шарканье.