— Расскажи мне о своей невесте, — попросил я Байсара, надеясь в его словах понять, почему иноземные путники приняли ее за ведьму.
Предположение не обмануло меня, среди живописных восточных эпитетов прозвучали причины беды.
— Не было девицы добрее, — говорил горец, — дикие звери любили Лейлу, я видел, как барс ел с ее рук… Духи гор и лесов говорили ней… Однажды мой брат собирался в дальнюю дорогу, а Лейла остановила его. Она сказала, что горный дух велел ему повременить со странствием. На следующий день, отправившись на охоту, мы увидели, что ночью в горах случился обвал, засыпавший всю дорогу… Если бы брат отправился в путь, он бы погиб…
Во взгляде Байсара читалось удивление, неужто иноземцы могли принять столь добрую девушку за злодейку.
— Похитители убивают дев, обладающих умениями как у твоей невесты, — задумчиво произнес я.
— Зачем? Ведь Лейла делала добро! — воскликнул горячий юноша.
Признаться, вопрос поставил меня в тупик.
— Они говорят, что эти умения дар Шайтана, — ответил я.
— Шайтана? Неужто их вера учит, что Шайтан делает добро? — дитя гор не понимал моих слов.
В его глазах читалось искреннее удивление, от которого мне стало совестно, что суеверия нашей просвещенной Европы оказалась более жестоки, чем некоторые законы гор.
— Нет, они знают, что Шайтан сеет зло, и уверены, что такие умения девушек принесут зло, — вновь попытался пояснить я.
Растерявшийся горец остановил своего коня.
— Зло? Лейла не сделала ничего злобного! — начал горячо убеждать он меня.
— Моя сестра тоже, — перебил я пылкую речь, — но эти люди думают, что они ведьмы, дочери Шайтана!
— Они глупы? — спросил Байсар.
— Верно! — произнес князь Долгоруков, доселе с молчаливым недоумением взиравший на нашу беседу. — Беда в том, что эта глупость заставляет их убивать…
Выходит, гости узнали о талантах девушки-горянки. Наверняка жители аула в привычной кавказской манере хвалились талантами Лейлы перед странниками.
Близился вечер, солнце клонилось к горному хребту. Князь Долгоруков явно беспокоился, сомневаясь, что удастся провести ночь под крышей теплой сакли. Он иногда бросал мне вопросительные взгляды, намекая на свое недоверие к проводнику.
— Если бы нас хотели зарезать, то давно бы зарезали, — сказал я Долгорукову по-французски, — не хочу хвалиться, но обычно я предчувствую опасность…
Поднявшись на очередной скалистый пригорок, мы увидели неспешно бредущего, опираясь на длинный посох, старика в потрепанной черкесской одежде.
Встреча указывала, что неподалеку находится аул. Старик заметил нас и остановился, терпеливо ожидая, когда мы подъедем.