Ярость и забота о собственной безопасности захватили меня целиком. Я думала только о том, чтобы дать отпор старухам, но вскоре сила и решительность покинули меня, оставив слабой и беззащитной. Гнев ушел, уступив место разочарованию, я больше не радовалась отвоеванной безопасности, а была потрясена тем, что со мной хотят сделать. Я рыдала целыми днями. «Как я появлюсь в монастыре? — спрашивала я себя. — Я только что была предметом насмешек, никто меня не жалеет, все ненавидят. Ах! Я сгораю от стыда! Надо немедленно найти матушку, — продолжала я. — Она, конечно, будет ругаться, но, скорее всего, простит, ведь этот молодой человек… в этом нет такого уж страшного преступления? Да и разве я позволяла ему это? — рассуждала я. — Да, я немедленно найду матушку». Твердо решив сделать это, я поднялась с кровати, но не успела сделать и пары шагов, как наступила на что-то круглое и упала.
Поднявшись, я захотела посмотреть, что же послужило причиной падения. И что же я нашла? Представь себе, предмет, который я держала в руках, являлся прибором, искусно копировавшим тот орган, о котором я так часто мечтала: хуй!
— А что это? — спросила я у сестры Моник.
— Ах, Сюзон, — сказала она, — ты не долго будешь пребывать в неведении. Любезные кавалеры в очередь встанут, чтобы получить право просветить такую красивую девушку. Только право первенства все равно им не достанется, ибо я сделаю это раньше. Хуй, милая моя Сюзон, это мужской скипетр, и это название подходит ему как никакое другое, ведь он — король среди всех частей тела. Но если бы женщины хотели воздать ему по справедливости, то они называли бы его своим божеством. Да, он божество! Его удел — наслаждение, его владения — пизда, он отыскивает ее среди самых потайных складок, проникает, прощупывает, находит, погружается в нее, вкушает наслаждение сам и дарит его ей, он в ней рождается, живет, умирает и вновь возрождается, чтобы наслаждаться. Но это не единственное, за что следует уважать его. Он подчиняется воображению и зрению, без которых он ничто. Без них он мягкий, вялый и бессильный. С ними он — гордый, пылкий, неудержимый, он вонзается, разрушает, ниспровергая все то, что осмеливается сопротивляться ему.
— Ах, подожди, — прервала я сестру Моник, — ты же только что говорила о послушании. От твоих хвалебных речей у меня голова кругом идет. Наверное, когда-нибудь я тоже стану поклоняться этому божеству, но пока оно мне неведомо. Прежде чем восхвалять, надобно познать, поэтому прошу: говори так, что бы я со своими скудными познаниями могла понять о чем речь. Не могла бы ты мне растолковать, о чем ты только что рассказывала?