Очарованная рассказом сестры Моник, я еще больше захотела услышать окончание ее истории и потребовала продолжения.
— С удовольствием! — обрадовалась сестра. — Мы немного ушли от темы, но это отступление было необходимо, чтобы ввести тебя в курс дела.
Представь мое изумление, когда я увидела, что за орудие лежало на полу. А ведь я тысячу раз слышала о годмише и знала, что именно с помощью этого инструмента добродетельные монахини переносят тяготы обета безбрачия. Это орудие является точной копией хуя и предназначено играть его роль. Внутри оно полое и при желании его можно наполнить теплым молоком, чтобы заменить этой суррогатной жидкостью ту естественную, что вытекает из мужского члена. Когда женщине, использующей его хочется сделать акт более достоверным и полным, чем простое раздражение заветного местечка, можно нажать небольшой поршень, и тогда выпрыскивается молоко. Таким образом, они удовлетворяют свои желания с помощью этого суррогата, заставляющего их забыть о блаженстве, которое дарит подлинный инструмент.
Я пришла к выводу, что скорее всего сей драгоценный предмет выпал из кармана какой-нибудь монахини во время нашей схватки. И хотя я ни разу до этого не видела настоящего годмише, сердце подсказывало мне, что я права.
Этот инструмент развеял все мои горести, теперь я могла думать только о том, какое сокровище оказалось у меня в руках, и жаждала немедленно его опробовать. Его размеры смущали меня и в то же время возбуждали. И вскоре опасения целиком уступили место желанию, вызванному одним его видом, сладостный жар предвкушения грядущего наслаждения охватил все мое тело. Я так возбудилась, что не могла сдержать стонов.
Чтобы никто не застукал меня, я, не мешкая, заперла дверь и, не сводя с годмише глаз, разделась со всем пылом невесты, собирающейся возлечь на брачное ложе. Я сгорала в огне желания только от одной мысли о тайном наслаждении, которое я вот-вот познаю. Я бросилась на кровать, сжимая в руке драгоценный годмише. Но, Сюзон, каково же было мое разочарование, когда я обнаружила, что не могу засунуть его в себя! Я была в отчаянии. Что я только ни делала, чтобы расширить мою несчастную узенькую дырочку. Приоткрыв ее и приставив к ней годмише, я причиняла себе невыносимую боль. Но я не сдавалась, решив, что возможно добьюсь желаемого, если воспользуюсь мазью. Я уже была вся в крови, и эта кровь смешивалась с мазью подобно тому, как исступление, с которым я вталкивала инструмент себе в пизду, смешивалось с наслаждением. Может быть мазь и помогла бы мне, но годмише был таким гигантским, что она оказалась бесполезной.