Мы наслаждались своим счастьем немногим больше месяца, включая и то время, когда нам по необходимости приходилось отдыхать друг от друга. Но даже когда я не могла видеть своего возлюбленного, я каждую минуту мечтала о нем, и благодаря приятным мыслям, наполнявшим меня любовным томлением, он все время был со мной. Ах, как же быстро пролетали блаженные ночи в объятиях моего Мартена, и как же медленно тянулись дни, когда мы были вынуждены держаться на расстоянии!
А теперь, Сюзон, ты должна поклясться, что не предашь меня и никогда не выдашь тайну, которую я собираюсь тебе открыть. О, Сюзон, как же опасны речи льстеца, заставляющие тебя отдаваться! Насколько велико было испытанное мною наслаждение, настолько же большую цену мне пришлось заплатить за последовавшие следом за ними переживания. Как же я раскаивалась в своей безоглядной влюбленности! Продолжение этой истории столь печально, что я не могу удержаться от слез при воспоминании о тех ужасных событиях.
— Но что же произошло? — спросила я.
— Я заметила, — проговорила Моник, — что ежемесячные истечения крови больше не приходят. Прошла неделя с того момента, как они должны были начаться, а их все не было. Я испугалась, ибо часто слышала, как говорили, что подобная задержка является признаком беременности. Кроме этого я страдала от тошноты и слабости. «Ах, — наконец воскликнула я, — это и правда произошло! О горе мне! Сомнений быть не может, я беременна!» И после этого горького признания, я разрыдалась.
— Вы были беременны? — удивилась я. — Но, дорогая Моник, как же вам удалось скрыть эту новость от посторонних глаз?
— Тогда я была просто убита горем, и даже не помышляла о последствиях. В произошедшем я винила Мартена, ведь это он меня обрюхатил. Но даже это открытие не помешало мне ходить на наши свидания, потому что хоть меня и обуревала тревога, любовь в моем сердце была еще сильнее, а обещание удовольствий все так же прочно сковывали мой рассудок. Что еще могло со мной произойти? Большего несчастья произойти уже не могло, что мне еще оставалось делать, как не утешаться?
Ночью, после того как Мартен несколько раз ублажил меня, продемонстрировав свою неувядающую любовь, он заметил мою печаль и почувствовал дрожь в моих руках, потому что, как стоило уняться любовной истоме, так мое сердце снова наполнялось тревогой. Он поспешил спросить, почему я такая грустная, и нежно посетовал на таинственность, которой я окутала свои горести.
— Ах, Мартен! — воскликнула я. — Любимый мой, ты потерял меня! И дело не в том, что моя любовь угасла, вовсе нет. Но теперь я ношу в себе свидетельство этой любви, которое и приводит меня в отчаяние: я беременна!