Полуоглушенный Хромой приподнялся, опять упал и, ничего не видя, пополз вперед.
…В оранжевом тумане кружились какие-то яркие точки. Их движения напоминали суету инфузорий в окуляре микроскопа. Кто-то шел к нему навстречу сквозь это пульсирующее оранжевое свечение, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Вначале Хромому показалось, что это человек в скафандре. И хотя шел он ногами вверх, ничего странного в этом не было. Лишь подойдя к Хромому почти вплотную, он оказался тем, кем был на самом деле, — огромным призрачным пауком, бестелесным фантомом, тенью, даже не заслонявшей свет.
Хромой уже и сам шел куда-то. Туман вокруг него все густел и вскоре перестал быть туманом. Хромой попробовал пить эту оранжевую жижу, но она была горячей, обжигала рот и не утоляла жажды. Беспорядочно мелькавшие искры постепенно превращались в блестящие шары. Они то приближались, то удалялись, двигаясь в каком-то странном влекущем ритме. На месте некоторых шаров стали открываться глубокие запутанные тоннели. Хромой шел по этим тоннелям, и постепенно страх, тоска и отчаяние покидали его.
…Всего в двух шагах стоял невысокий человек совершенно заурядной внешности, одетый в черный старомодный костюм. Чем-то он напоминал Хромому его дядю, каким он видел его в последний раз лет тридцать назад.
— Ты венерианин? — спросил Хромой.
— Нет, — ответил тот. — Но и не совсем человек. И я не совсем здесь. Перед тобой только часть моей сущности. Но, возможно, когда-то давным-давно я был человеком.
— Значит, между нами все же есть что-то общее?
— Увы, почти ничего… Не считая разве одной вещи. Той самой, которую вы называете разумом.
— Разум! Он приносит одни страдания. Неужели все разумные существа так же жестоки и безрассудны, как мы?
— Жестокость, агрессивность, эгоизм — свойства младенческого, неразвитого ума. Это атавизмы, и они должны отмереть.
— Тебе известно будущее?
— Будущее в твоем понимании для меня не существует.
— Выходит, ты бессмертен?
— И да, и нет. Чтобы понять меня, твоему разуму необходимо освободиться от эмоций, от власти тела.
— Ждать, когда мое тело освободится от разума, осталось совсем недолго. Но пока помоги, если можешь. Хотя бы глоток воды…
— Из вполне естественных для любого примитивного живого существа биологических функций вы создали целую философию. Ваша жизнь — мираж, сон, пустота…
— Мы — это мы. Что ж тут поделаешь. Жизнь моя на исходе, но я ни о чем не жалею. Я любил и ненавидел. Плакал и смеялся. Меня спасали и предавали. И даже сейчас я не хотел бы поменяться с тобой местами. Мне ничего от тебя не нужно. Я ощущаю огромную силу. Я верю, что смогу добиться всего, чего только захочу. Я могу летать… Я лечу… Прощай.