— Ба! Ведь это Фелиси… Малышка, что тебя привело? Надеюсь, дома ничего не случилось?
— Я бы хотела поговорить с Пимпренеттой.
— Ты не вовремя пришла.
— Она болеет?
— Болеет? Да это она сама кого угодно сделает больным! Просто проклятие какое-то эта Пимпренетта! Да вообще-то ничего в этом удивительного нет! Она вылитый портрет своего папочки!
Дьедонне аж подскочил от обиды.
— Да как ты смеешь так говорить о своем муже в присутствии какой-то соплячки, которая и уважать-то меня перестанет после этого?
— Дьедонне, должна тебе заметить, что мы здесь не одни и наша перебранка неинтересна молодой девушке, у которой из-за тебя может возникнуть чувство отвращения к замужеству.
Подавленный этим высказыванием, несправедливость которого казалась ему беспредельной, Дьедонне рухнул на свой стул, вопрошая себя самого, сможет ли он до конца своей жизни хоть что-нибудь понять в женщинах. Не обращая больше на него никакого внимания, мадам Адоль принялась расспрашивать Фелиси о здоровье ее семьи, подчеркивая своим видом, как она рада тому, что все чувствуют себя хорошо в клане Маспи, и в конце концов сказала:
— Если уж тебе так хочется поговорить с этой мерзавкой Пимпренеттой, поднимись к ней в комнату, потому что, если я ее позову, она из вредности не ответит и закроется на ключ.
Фелиси тихонько постучала к Пимпренетте.
— Кто там?
— Фелиси…
— Входи.
Пимпренетта тщетно пыталась держать себя как ни в чем не бывало, но младшая дочь Маспи сразу увидела, что она только что плакала.
— Здравствуй, Пимпренетта…
— Здравствуй… Неужели возможно, что ты здесь?
— Мы долго не виделись.
— Ты знаешь почему?
— Вот именно…
— Вот именно, что?
— Я встретила Бруно.
— Неужели?
По тону девушки Фелиси поняла, что та все еще любит ее брата. Но Пимпренетта спохватилась:
— Ну и что? Что ты от меня хочешь?
— Он хочет с тобой поговорить.
— Да пошел он! Я не встречаюсь с полицейскими!
— Он несчастен…
— Тем хуже для него!.. Несчастен, в самом деле?
— В самом деле.
— А почему?
— Потому что до сих пор влюблен в тебя.
— И ты воображаешь себе, что я тебе поверю?
— Я говорю тебе то, что он мне говорил, понятно?.. Он будет ждать у Логшанского фонтана, в одиннадцать часов.
— Если ему так нравится ждать, то может ждать до посинения.
— Поступай как хочешь, Пимпренетта. А сейчас я ухожу на работу. Можно я тебя поцелую?
Они бросились друг другу в объятия, и обе разрыдались. Пимпренетта простонала:
— Ну почему он стал полицейским, а?
Однако любовные неурядицы Пимпренетты и Бруно совершенно не интересовали господ из службы Национальной Безопасности. Инспекторы продолжали вести следствие по делу об убийстве Томазо Ланчиано. Жером Ратьер, еще пока мало известный в уголовной среде, мог позволить себе, не опасаясь, что его быстро вычислят, задавать вопросы направо и налево. Он обращался главным образом к женщинам, зная, что его внешность красивого молодого человека производит благоприятное впечатление на этих дам, у которых собственное увядание не заглушило еще романтических иллюзий. И тем не менее, несмотря на все его усилия, он ничего не узнал. Казалось, что никто и не подозревал о существовании Ланчиано, пока газеты не сообщили, что с ним случилось.