— А это не так?
Этот вопрос был хуже любого оскорбления.
— Что? Как ты смеешь…
— Ну, когда имеешь сына в полиции…
Фонтану пришлось схватить Элуа в охапку, чтобы помешать ему броситься на Двойного Глаза.
— Пусти меня, Доминик! Я заткну ему его слова в глотку, чтоб он задохнулся!
— Ну, Маспи, успокойся! На что это похоже? Вы же закадычные друзья, ты об этом помнишь?
С трудом Элуа удалось успокоиться. Двойной Глаз поднялся.
— Маспи, я сочувствую, но говорю тебе откровенно: твои дела с Корсиканцем меня не касаются… Каждому свое. Я не хочу иметь ничего общего с Салисето и его людьми… Мы не знаем друг друга. И в моем возрасте я не хотел бы заводить с ним знакомства. Пока!
Он ушел в гробовом молчании. Со своего стула Маспи презрительно заявил:
— Если есть кто-нибудь еще, кто думает так же, как он, можете следовать за ним!
Поколебавшись, Шивр стыдливо прошептал:
— Постарайся меня понять, Маспи… Тони — это кусок, который слишком велик для моего рта…
— Пошел вон!
Обжора быстро проскользнул к двери. Маспи горько улыбнулся:
— Вот они, друзья!
Фонтан попытался уладить дело.
— Ты должен попытаться понять, Элуа. Мы не в состоянии бороться против Салисето. Единственное, на что мы можем надеяться, это чтобы он отстал от нас… Плохо придется моей мелкой коммерции, если я с ним свяжусь…
— Прощай, Фонтан!
— Но…
— Прощай, Фонтан!
— Хорошо… Если ты так, я не настаиваю! Ты идешь, Доло?
Иди-Вперед колебался и как побитая собака бросал взгляды на Маспи, но все-таки пошел с Фонтаном-Богачом, который покупал у него все, что он мог тем или иным путем добыть. Повернувшись к Адолям, Маспи Великий широко раскинул руки, демонстрируя свое бессилие.
— А мы-то надеялись на помощь… что, в случае чего, не останемся одни… и вот!.. Трусы!.. Все трусы!
Перрина, дрожа, поднялась:
— Мы остаемся с вами, Дьедонне и я!
Ее муж добавил:
— Тем более что касается Итальянца — это удар ножом, это как раз в духе Салисето, или Бастелика, или Боканьяно!
Маспи Великий взял за руки Дьедонне и Перрину.
— Спасибо… Я буду сражаться один. Самое позднее завтра я найду Корсиканца и мы объяснимся как мужчины. Если я не вернусь, то рассчитываю на вас, не бросайте моих…
Сцена была столь волнующей, что Элуа залился слезами. Его примеру последовала Селестина, затем бабушка, затем Дьедонне. И вскоре плакали все, кроме дедушки и Перрины, которые были другой закалки.
Адоли ушли, Элуа медленно прошел в середину гостиной. Он был подавлен.
Обеспокоенная, Селестина спросила:
— Элуа… это правда, что ты пойдешь к Корсиканцу?
Он неодобрительно посмотрел на нее.
— Ты хочешь послать меня на смерть? Вот уж никогда от тебя этого не ожидал! Сознавайся, тебе не терпится стать вдовой?