— Я его рано или поздно поймаю, и тогда…
В доме Маспи на улице Лонг-де-Капюсин царила в тот вечер безрадостная обстановка. Устроившись в своем кресле, Элуа молча курил трубку. Остальные, догадываясь, что его необычное молчание вызвано чем-то серьезным, не осмеливались с ним заговаривать. Фелиси очень рано пошла спать, чтобы иметь возможность помечтать о Жероме Ратьере в полной тишине. Старики тоже ушли довольно рано, и Маспи Великий остался в компании своей жены. Селестина дождалась удобного момента и, в свою очередь, поднявшись, сказала:
— Я немного устала… Я собираюсь лечь спать. Тебе больше ничего не нужно, Элуа?
Он не ответил. Она вздохнула и направилась к двери, ведущей в их комнату.
— Селестина!
Она повернулась:
— Что ты хочешь?
— Селестина… Это правда, что я тебя сделал несчастной?
Она меньше всего ожидала подобного вопроса и замерла на месте. Она смогла только повторить:
— Несчастной?
— Да… несчастной. Сегодня после полудня меня уверяли, что я был плохим мужем, плохим отцом… в общем, злодеем!
Она чувствовала, что он растерян, может быть, впервые в жизни. Она подошла к нему, чтобы взять за руки:
— Кто тебе наговорил этих ужасов?
Он поднял на нее взгляд, и она заметила, что его глаза подернуты легкой пеленой, которая готова была превратиться в слезы.
— Бруно…
Тут же, несмотря на страдания, которые она причинит Элуа, она встала на сторону своего сына.
— Если это Бруно, тогда другое дело!
— Потому что это твой сын, и он, разумеется, прав?
Это резкое замечание Маспи Великий произнес своим властным тоном, что было ошибкой с его стороны, ибо именно это помогло Селестине освободиться от своей привычной стеснительности перед мужем.
— Поскольку ты меня спрашиваешь, Элуа… Это правда, я не была счастлива… но это была скорее моя ошибка, чем твоя.
— И почему же ты была несчастлива?
— Потому что я тебя очень любила, Элуа, и не переставала трепетать перед тобой… Подумай хоть немного о всех тех годах, что мы провели в тюрьме, вдали друг от друга. У нас не было молодости… Тебя посадили в тюрьму через пятнадцать дней после нашей свадьбы… и я родила Бруно в больнице Бометта… Наши дети, если так можно выразиться, нас и не знали… Они стали большими, а мы этого и не заметили… И то, что они не испытывают к нам особой признательности, разве это нормально? Мы не были настоящими родителями, Элуа… Из-за чего у меня болит сердце? Так это из-за того, что Эстель живет точно так же… и если Бруно не займется Илэром, то он может стать таким же мошенником, как…
Она внезапно замолчала, и муж закончил за нее начатую фразу: