Больное тело требовало покоя. Хотелось улечься поудобнее, закрыть глаза и ждать смерти. Это было бы избавлением от мук. Но ценности!
Мысль о том, что он может умереть, не выполнив долга, не давала ему покоя. Столько уже пережито! Вчера еще так отчетливо слышал он каждый выстрел советских пушек. И вот из-за глупой случайности не может идти. Никогда еще чувство собственного бессилия не ужасало его так.
Старик попытался подняться, но, застонав, рухнул на сено.
- Товарищ Волкова! - торжественно обратился он к Мусе минутой позже, впервые за всю дорогу называя ее по фамилии. - Товарищ Волкова, мне уже не подняться… Нет, нет, молчи, я знаю… Забирай ценности и ступай, пока фронт не успел еще далеко отодвинуться. Забирай и иди… Это долг… Ступай, обо мне не беспокойся… Я умру как надо…
Мусю поразили даже не слова, а тон, каким они были произнесены.
- Хорошенькое дело - ступай! Да как вы смеете?… Выкиньте это из головы, слышите, сейчас же!
Серые губы Митрофана Ильича тронула печальная улыбка:
- Да, да, ступай… Вот ты действительно не имеешь права задерживаться…
- Глупости! - отрезала Муся. - Я вас подниму, слово даю. Что у вас такое? Чем вас лечили?
- Есть отличное лекарство… Гольдштейн мне прописал… Лекарство это быстро мне помогало, но оно… - он горько усмехнулся, - оно не растет на деревьях.
Митрофан Ильич устало закрыл глаза. От света их саднило, будто кто песку насыпал под веки. Говорить было тяжело.
Задумчиво сдвинув брови, Муся молчала. Потом, трижды повторив вслух трудное название лекарства, она мотнула головой и начала действовать. Сварила в котелке остаток картошки, размочила в кипятке твердую лепешку, набрала брусники. Завернув все это в полотенце, она положила узелок с пищей возле Митрофана Ильича и наставительно сказала:
- Вот вам еда на сегодня, обязательно скушайте.
Она продолжала готовиться к дороге. Достала из своего рюкзака платье, сунула его в холщовый мешок, с которым ходила на разведку, повязалась полотенцем, взяла суковатый посошок.
Старик с ласковой грустью следил за всеми этими приготовлениями.
- Дойдешь… расскажешь там… товарищу Чередникову: мол, не смог, не судьба… - Две большие мутные слезы вытекли из запавших глазниц и запутались в бороде. - Скажи, пусть худого не думают… Скажи: мол, старый Митрофан не запятнал…
Занимаясь приготовлениями, девушка с недоумением посматривала на спутника: «К чему это он? Бредит, что ли?» И вдруг, поняв, что это не бред, она не на шутку рассердилась:
- Да вы что, Митрофан Ильич? За кого вы меня принимаете? Чтобы я больного товарища в пути бросила! Да? Так вы думаете? Я же комсомолка!