Он представил себе выходные, которые придется проводить дома, перемену всего уклада жизни и понял, что не готов. Не готов – и всё тут. Рядом сидела сероглазая ровесница, он мог протянуть руку, обнять, пригласить за город… А уж потом вернуться домой и наврать про срочный вызов…
Самолет пошел на снижение. Вета вдруг сказала:
– А вот знаете, когда еще было очень страшно. Со мной в институте учился мальчик, слепой от рождения. Читал пальцами, по азбуке Брайля. И вот поехали мы как-то на экскурсию в Загорск. И он с нами. Подошел к собору, гладит его рукой и громко так говорит, как бы ко всем нам обращаясь: «Смотрите, какая красота!»
«А она еще и умная!»
В иллюминаторе уже можно было разглядеть голые подмосковные леса, квадратики распаханных полей, ленты шоссе, точки машин.
Цыганки поправляли съехавшие платки, рылись в потертых сумках, шикали на детей.
Ему еще надо ждать багаж, а у Веты была только сумка.
– Вы врач, вам не привыкать спасать. Спасибо. Мне, правда, было очень страшно. Желаю вашей жене полного выздоровления. До свидания!
Теперь по-настоящему страшно было уже ему самому.
Она ела прямо со сковородки. Три раза в день. Жаренную на постном масле картошку. Пролежавшие почти месяц в посылочном ящике под столом картофелины сморщились, никак не хотели уступать ножу, а очищенные слегка проминались, как плохо надутые мячики.
Яблок и впрямь была прорва. Они валялись на земле, темнея подгнившими бочками и устилая, как ковром, аккуратно, разве что не циркулем прочерченные границы. Муж, равнодушный ко всему прочему – цветам, грядкам – болезненно любил свои яблони: белил по весне, окапывал, удобрял, а осенью, в урожайные годы раздавал всем вокруг полные пакеты, и до следующего лета не надоедало ему пить чай с яблочным джемом. Вете казалось, что, когда начальник вынес приговор: «На объект!», у мужа только одно и мелькнуло в мозгу: «Яблоки!»
Участок, еще в шестидесятые годы полученный Ветиными родителями, он не любил. Нехотя, по обязанности приезжал на выходные, неловко помогал тестю. «Не повезло мне, – говорил тот, – не золотые руки зять попался – анодированные», норовил в воскресенье уехать пораньше, мол, к вечеру электричка битком набита. Когда родители один за другим умерли, посадил яблони, напихав по совету бывалых садоводов под корни гвоздей и прочих железок, стал бывать на даче чаще, многому научился, почувствовал себя хозяином.
Пока Павлик был маленьким, жил там все лето с бабушкой, они приезжали – руки, оттянутые сумками – продуктов не достать – сын загорелый, веселый бежал им навстречу, и это был самый счастливый момент, наверное, вообще в ее жизни.