Жига-Равдуша не знала, как отвечать. Поглядывала на свекровь.
Та прятала досаду. Розщепиха в дороге не слезала с саней, да и теперь дел у вдовы было кот наплакал. Без неё полно рук возвысить шатёр, сготовить еду, постели постлать. Только осталось пойти беспутных Пеньков уму-разуму поучить!
Сейчас ещё попеняет, что сестрица Ерга без дела расселась.
Светел поймал бабушкин взгляд, живо сбегал к саночкам, притащил короб. Корениха вынула куклу, начатую в последний день дома, нитки, иголки. Примерила на реднину чешуйку еловой шишки. Она обряжала в броню гордого воина, вышедшего защищать Коновой Вен. Цельных шишек в лесу теперь стало не сбить даже самой меткой стрелой. Братья Опёнки ползали под ёлками на привалах, собирали остатки беличьих трапез. Новую куклу Светел успел прозвать Воеводой.
Розщепихе бабушка ответила, как надлежало создательнице героя:
– Нешто усомнилась, Шамшица, что я внуков и невестку соблюсти возмогу?
– Так по нынешним временам беспокойным поди людей разбери. Вона, сама в портах сидишь, как мужик какой, и невестке не возбраняешь!
Лучина породила в глазах Ерги Коренихи грозные огоньки. Корениха с Равдушей из самой Твёржи пришли своими ногами. Ровесница Носыни только-только присела, но поди что объясни. Розщепиха ещё припомнила важное, схватилась за щёки:
– Охти мне! А двор на кого?
– Ишутка присмотрит.
Светелу, неизвестно почему, стало стыдно. Ишутке бы тоже людей повидать, забавам порадоваться. Вся жизнь между хло́потом и рыбным прудом! Соседи на веселье, а ей – чужой двор доглядать.
Может, следующий раз…
Розщепиха не унималась:
– А что за товары, сестрица милая, приготовила? За многими тревогами недосуг было расспросить…
– Кукол на рундук выставлю. А внук лапками плетёными, иртами беговыми добрых людей радовать станет.
Розщепиха с сомнением покачала головой в чистой, как всегда, белой вдовьей сороке:
– Будто польстится кто на те лыжи? Вот сын твой, помню, верстал… Моё дело сторона, а люди что скажут? Мальчонка настрогал для потехи, старая на торг привезла?
Светел ощутил, как начали гореть уши.
– Лыжи внука моего, – ровным голосом ответила Корениха, – вся Твёржа подвязывать не стыдится, да и соседи через одного.
– Так мы, сестрица любимая, гуси не гордые… вас жалеючи берём… А сюда с Левобережья приедут! Из самой Андархайны! Я же что, я же правду говорю, которой тебе другие не скажут.
«Вот именно. Из Андархайны…»
Бабушка оглянулась на Светела. Посмотрела на Равдушу. Трое подумали об одном.
О старшем родительском сыне, безвестно канувшем за Светынью.
Откинулась входная полсть, в шатёр спиной вперёд проник Жогушка. Согнувшись, упираясь, пыхтя, братёнок тащил Светелу последнюю теснину для лежака.