— Спасибо, Лилечка, — говорит Мишка. — От моего предка спасибо… И я… Я никогда не забуду этой минуты.
— Мой отец уехал в округ, — торопливо говорит Лиля, словно боится, что мы откажемся.
Мишка восторгается:
— Совсем прекрасно!
— Может, и прекрасно. Но кто нас отпустит? — говорю я.
— Сержант Лебедь, — отвечает Истру.
— Нет, не могу, — говорит Лебедь и поворачивается к нам спиной.
— Товарищ сержант, вы убьете меня своей непреклонностью. И по ночам вас будут мучить кошмары, — говорит Истру.
— Не могу. Не имею права. Проситесь завтра у командира роты.
— Но нам нужно сегодня, — робко вставляю я.
— Всем нужно сегодня… Я не могу отпустить вас на всю ночь.
— Отпустите на час, — просит Истру.
Сержанту надоел этот диспут. Он зажигает спичку и устало говорит:
— Отбой!
Мы быстро раздеваемся. Спичка догорела. Но мы уже лежим под одеялом. Не фокус, а тренировка. Лебедь уходит. В дверях тускло мерцает дежурная лампочка. Она окрашена в синий цвет. Тишина. В казарме стоит запах сырых портянок. Специфический запах. Его не спутаешь с другим. Свистяще храпит Асирьян. А мы не спим.
Истру глядит в окно. Истру вздыхает. Я подхожу к окну. И мы оба, сверкая белыми подштанниками, смотрим в окно. Мы видим, как ели, сосны, закутавшись в заячьи шубки, друг за дружкой спускаются к озеру. Оно, небольшое и теперь занесенное снегом, напоминает поле стадиона.
Где-то далеко светятся окна. Там горят не дежурные лампочки. И когда подумаешь об этом, делается грустно.
— Скоро двенадцать, — в пустоту говорит Мишка.
— Давай спать…
— Нас ждут…
— Заряжай! — кричит кто-то во сне и неожиданно добавляет: — Не надо сдачи…
Мы лезем на койки. Натянув на голову одеяло, Мишка говорит мне:
— Минут через пять иди в уборную…
Уборная у нас на улице, за казармой. Отправляясь туда, мы надеваем сапоги, шапку. И прямо на нижнее белье накидываем шинель. Только так можно выйти ночью из казармы, не возбудив подозрения дежурного.
— Захвати пояс, — слышу я голос Истру.
Пояса в уборную обычно не берут. За ненадобностью.
Проходит минута, вторая… Сура уже лежит на боку и не храпит, будто прислушивается. Я осторожно спускаюсь с нар. Нащупываю сапоги…
Широко распахнув шинель, словно демонстрирую свое нижнее белье, я прохожу мимо дневального. Зеваю, потягиваюсь…
Морозный воздух щекочет грудь. Я запахнул шинель, подпоясался.
Я стою в тени, за казармой. Луна. И тихо. Так тихо, будто старый год, отслужив свое, унес в вечность все звуки.
Хлопает дверь. Да, это Истру. Он тоже подпоясался ремнем. Если не знать, то со стороны совсем незаметно, что он в нижнем белье. Только холодно. Но с трудностями надо бороться.