- И что?
- Князь Буйносов к тебе сватается, - вздохнул окольничий, ожидая бури.
- Не пойду за него, - неожиданно спокойно сказала девушка.
- А за кого пойдешь? - нейтрально поинтересовался он.
- Сам, поди, знаешь, - усмехнулась Алена.
Медведеподобный Никита не боялся в жизни ничего. Ему приходилось идти грудью на сабли, грести веслами на галере, осаждать города и самому сидеть в осаде. По большому счету он не боялся даже царя, ибо они были с ним друзьями. К тому же Иван Федорович был справедлив и ни на кого зазря опалы до сих пор не возложил. Но вот такого взгляда сестры он боялся, поскольку не мог ему противостоять.
- Женат он, - вздохнул Вельяминов и отвернулся.
- Ой ли, - певуче протянула девушка, - и кто ту жену заморскую видел?
- Я видел. Кароль видел. Мишка Романов и тот видел!
- И где же она? - не унималась Алена. - Сколь годов государь над нами царствует, а народ не видал ни царицу, ни царевича, ни царевну...
- То государево дело, - нахмурился брат. - Не смей судить! Она сестра свейского короля, через нее у нас с ним мир.
- А я не осуждаю, - опустила глаза боярышня, - только сам знаешь суженый он мой. Ни за кого другого не выйду, так и знай!
- Так и за него не выйдешь! Не разведется он, ибо любит ее и сына с дочкой!
- За царевича c царевной слова не скажу, - не согласилась с ним девушка, - а вот за жену это ты братец зря. Уважает он ее, это верно. Почитает как жену и мать своих детей. А вот любить не любит, иначе бы с ... сам знаешь.
- О господи! - вздохнул окольничий, - Да за что же мне это все? А вот если повелю за Буйносова идти?
- Утоплюсь!
- Тьфу!
Раздосадованный Никита Иванович потоптался немного, но видя непреклонность сестры, сдался и оглядел горницу. У стены стоял завешанный кисеей станок для вышивания, на котором Алена занималась рукоделием. Отодвинув рукою занавесь, он посмотрел на вышивку, но увидев, едва не уронил хлипкое сооружение на пол. С натянутого на рамку холста на него смотрел собственной персоной государь всея Руси Иван Федорович. Причем, не нынешний в русском платье с небольшой аккуратной бородкой, а тот прошлый. Который когда-то вытащил его из-за галерного весла и взял к себе на службу. В рейтарском камзоле, с развевающимися длинными волосами и вздымающего на дыбы коня. Царский окольничий сразу же узнал картину, с которой сделана вышивка и это заставило его заскрипеть зубами. Все дело было в том, что написал ее заезжий голландский художник - дальний родственник царского розмысла Ван Дейка. Но бояре, увидев ее, начали кривить губы, и мастер, по приказу царя, написал другой портрет. На нем Иван Федорович был шитом золотом платне** и казанской шапке***. Волосы острижены, а лицо покрыто приличной его сану бородой. Никакого вздыбленного коня нет, а в руках скипетр и держава. В общем, все, как и положено православном государю. Вот эту картину и повесили в думном зале. А ту, что художник писал ранее, разместили во внутренних покоях царя, рядом с парсунами**** Катарины Свейской и детей: царевича Карла и маленькой царевны Евгении. И все бы ничего, да только в тех покоях мало кто бывал, и убранство их видел.