- Мы не желаем, вести переговоры с герцогом Мекленбургским узурпировавшим принадлежащий нам по праву престол! - заявил он послам, присланным из Москвы. - Томящихся в плену благородных шляхтичей, мы намерены освободить силой нашего победоносного оружия, а что касается русских бояр и патриарха Филарета, то они не пленники, а наши подданные, находящиеся в гостях у своего сюзерена! Так что его королевскому высочеству герцогу Иоганну Альбрехту, нет нужды беспокоиться об их судьбе. Как только мы вступим в Москву, и я коронуюсь, эти знатные господа смогут вернуться.
Старший из послов, думный дьяк Родион Ртищев, внимательно выслушал перевод речи королевича и вздохнул: - "дескать, на нет и суда нет"! Поклонившись, он собрался было уходить, но Владислав еще не закончил:
- Кроме того, мы весьма огорчены лживым обычаем оного герцога, распространять всякого рода небылицы.
- Это, про какие же небылицы толкует королевич, - насторожившись, спросил дьяк у толмача, который немедленно перевел вопрос.
- Мы говорим о лживых публикациях распространяемых герцогом в Европе! - Пояснил Владислав и по его знаку слуги принесли большой лист бумаги и расстелили его на столе.
Повинуясь знаку, Ртищев подошел и внимательно посмотрел на него. Половину листа занимала красочная картинка, изображавшая хмельную компанию, состоящую из шляхтича, ксендза и чёрта, дружно выпивающих. На заднем плане горела церковь, а вокруг лежали трупы женщин и детей. Ниже шел текст, но и без него было ясно, что происходит.
- Чего там написано под лубком? - спросил дьяк, опасливо покосившись на королевича.
- Что ляхи чёрту душу продали, - отвечал ему толмач, - по-немецки, латыни, да еще кажись по-аглицки.
Толмачом у Ртищева служил Алексей Лопатин, происходивший из тульских боярских детей. Лет пятнадцать назад он попал в плен татарам и был продан ими в Турцию. Поговаривали, что в неволе он принял мусульманство и через то вошел в доверие к купившему его аге. Затем его хозяин получил должность в Белградском вилайете и отправился к новому месту службы, прихватив с собой своего русского раба. Война в тех краях никогда не прекращалась, и в одной из стычек боярский сын оглушил османа и перебежал к австрийцам, прихватив его с собой. Затем он какое-то время служил наемником, воевал то в Хорватии, то в Венгрии, а после нескольких компаний его отряд в полном составе оказался в Польше, а затем и в раздираемой смутой России. Тут Лопатин снова поменял сторону и примкнул к ополчению. В столкновении с казаками Заруцкого он потерял руку, долго болел и, разумеется, не мог более служить в поместной коннице. Однако научившись за время скитаний вполне сносно говорить на турецком, немецком и польском языках нашел себе дело в посольском приказе.