Но вспомнил, что, размышляя над словами «Любит обижать других людей», засомневался в их справедливости, значит, и здесь место вопросительному знаку.
Затем я написал: «Убил Аду».
Убил я ее, разумеется, случайно. Она погибла только из-за того, что помешала мне убить Стива Джексона. Случайно все обернулось не так, как было задумано. Значит, мое намерение убить Стива Джексона было тоже ошибочным. Я не должен был покушаться на его жизнь, если хотел остаться в живых. Но мне не пришлось бы и делать этого, если бы я не убил ту женщину. И женщину не пришлось бы ликвидировать, если бы я не пылал такой страстью к Аде. И Аде, в свою очередь, не понадобилось бы прикончить эту женщину, если бы та ее не шантажировала. А женщина не стала бы шантажировать Аду, не будь Ада задолго до этого высокого класса шлюхой. Но и она не стала бы ею, если бы ей не пришлось завоевывать место под солнцем.
Я чуть не запутался в своих рассуждениях.
Поэтому рядом со словами «Убил Аду» я написал «Его вина» и поставил большой вопросительный знак. А немного подумав, зачеркнул те вопросительные знаки, которые относились к слову «убил».
Зачем обманывать самого себя?
Когда собираешься совершить убийство или какое-нибудь другое преступление, ты должен прежде всего сказать себе «да». И я произнес это «да». А когда произнес, оставалось только вонзить нож и спустить курок.
Поэтому я должен нести ответственность за оба эти убийства.
И как только я с этим согласился, сказав себе: «Да, это сделал я, только я один», мне сразу стало лучше.
Я почувствовал… облегчение. Незачем было снова объясняться с самим собой, я это совершил, ответ несу я, и все.
Тем не менее как в причине всего этого, так и в следствии еще оставались вопросительные знаки.
Все перепуталось. И что ты натворил, и что тебе причинили. И твои собственные действия, и какая-то доля удачи. То, что зависело от тебя, и то, что от тебя не зависело.
Я только отчасти виноват в том, за что мне суждено сесть на электрический стул.
Поскольку я согласился принять на себя ответственность за свое «да», значит, имею право сказать: «Я виноват только отчасти».
Потребовалась вся моя жизнь, чтобы это понять.
Осталось сделать еще одно. Я написал две строчки на листе бумаги: «Удостоверяю, что один несу ответственность за смерть Бланш…» Я остановился. «Черт побери, как ее фамилия?» Вспомнил: «Джеймисон». И подписался: «Роберт Янси».
Я вложил листок в конверт, заклеил его и написал: «Вскрыть после смерти Роберта Янси».
Итак, итог подведен. Я чувствовал себя бухгалтером, у которого к приходу ревизора все цифры сошлись. Или банкротом, который со стопроцентной точностью изложил на бумаге все, что требуется для суда по делам о несостоятельности. Мир сфокусировался; он стал более реальным, чем прежде.